— Полежи спокойно, полежи, — негромко говорила она, поглаживая его лицо, плечи.
Легко сказать, полежи, когда ему надо бежать, в тринадцать десять его ждет Башлык. Он даже ей не может сказать пока, куда идет, может быть, в Москве скажет. И машину он вызывать не будет, пройти два квартала по свежему воздуху ему не повредит.
Они встречались с Башлыком в исключительных случаях в доме с фотоателье, в уютной квартире, хозяева которой уехали не то в Непал, не то в Йемен. Встречи короткие — выслушал, сказал, передал, ушел. Ни выпить, ни закусить, ни покурить — Башлык этого не любит. О том, кто и как опечатывал комбинат, ему знать не надо, мелочи. Кто в составе комиссии? Шибаев назвал, но они пешки, главный закоперщик Голубь.
— Если они взялись, — заметил Башлык, — то своего добьются. Подчинись в интересах дела, для чего тебе с ними бороться? Только увеличивать будете мне число происшествий. Снимешь с него погоны, но что ты с этого будешь иметь сейчас?
Лет двенадцать-тринадцать тому назад Мельник и Голубь были главными воротилами в областной коллегии адвокатов. Они мешали нормально жить всей области, не давали навести порядок, обогащались за счет чужого горя. Почти все уголовные дела с тяжкими преступлениями им удавалось выиграть — то они состав суда подкупят, то свидетелей организуют, как надо, сладу с ними не было никакого. Кое-как удалось их вывести из адвокатуры, погорели на собственной жадности, не вносили процент с гонорара.
— Не доводи до крайности, — посоветовал Башлык. — Попроси Голубя вывести тебя напрямую с Лупатиным.
— Я просил, он не хочет.
— Голубь может занять пост начальника кафедры. Ты ему скажи, что пойдешь к генералу и кое-что приоткроешь. Поставь Голубю условие: или он тебя выводит на Лупатина, или ты его выводишь на чистую воду. Второй вариант — смирись. Третий — уходи, иначе вам обоим крышка.
За те десять лет, пока Шибаев знает Башлыка, он не постарел, не похудел, не поседел, а как бы наоборот — помолодел, стал ухоженнее, одевается лучше, держится вальяжнее. Шибаеву приходится прибавлять в уважении, то есть в деньгах. А должность у Башлыка такая, работа такая, что другому бы худеть и вянуть, да трусцой от инфаркта к инфаркту бегать, однако же нет, у Башлыка полный порядок, сумел человек поставить себя. Есть ли у него враги? Есть, и притом лютые, только в тени, не у власти, но не теряют надежд, и как только поднимутся, Башлыку сразу каюк. И потому он сейчас торопится, живет жадно, знает, дураков нет, на его месте любой другой использовал бы свое положение как надо. Это у них там, на гнилом Западе деньги — это власть, а у нас иначе: власть — это деньги.
Шибаев сказал, что Голубь тоже рискует, начнут рыть всерьез, отвечать будем вместе и сядем вместе. Башлык не согласился — ты сядешь, а он будет свидетелем и разоблачителем.
А в общем, у нас мелочи, есть дела покрупнее, в Узбекистане, например, вместо хлопка сдают деньги, получают премии, звания, ордена. А страна без хлопка, без простыней, наволочек, полотенец, вся одежда из синтетики, в аптеке постоянно то ваты нет, то бинтов, то марли.
Закончили разговор на бодрой ноте. У нас мелочи, до нас при любых переменах руки дойдут не скоро. Чем он хорош, Башлык? Уверенностью, размахом, меньше тысячи не приемлет. Шибаев оставил ему конверт на столике — ни спасибо, ни взгляда, ни руки — сочтемся делом.
Из дома с фотоателье он поехал к Зябревой обеспечить свою явку на пятнадцать ноль-ноль. Секретарша сказала, что Альбина Викторовна занята, но он, не слушая, прошел в кабинет, а Зябрева как раз отчитывала очередную жертву — вот работенка! Поставить бы ей тут накопитель, сколько было бы уже собрано драгоценных, преимущественно лицемерных торгашеских слез, не одно корыто. К Зябревой на ковер попадают в двух случаях — либо уж заворовались по уши, либо до того честная, что всем опостылела, и ей соорудили аморалку или неуплату взносов, стандартный набор. Дама средних лет с толстыми плечами рыдала, а Зябрева методично, с напором внушала ей:
— Если все так будем делать, я, ты, он, она, вместе целая страна, разворуем, что с нами будет, на какие средства коммунизм построим? Поплачь-поплачь, на мочевой пузырь легче будет.
Шибаев сел у стены в сторонке, а Зябрева, не обращая внимания на него, песочила, шлифовала, как скульптор, или даже, как ювелир, доводя изделие до полной кондиции.
— Утрись, иди, приведи себя в порядок, сделай должные выводы, а материал на тебя я оставлю у себя на контроле.
Женщина полная, коротконогая, в дорогой кофте, в импортных сапогах со шнуровкой, в теплой юбке, устойчивая, видать, основательная, мать семейства, чья-то жена… Она и сама начальница, и сама умеет снимать стружку ай да ну, но вот попалась и льет крокодиловы слезы — зато инфаркта не будет.