— А вот моя спутница, познакомьтесь, — сказала она, и Мельник с той же улыбкой глянул на Соню, но не успел ничего сказать, она его опередила:
— А мы с вами уже знакомы. Вы приезжали в декабре и угощали меня жевательной резинкой.
— Помню, как же я мог забыть такую красавицу! — воскликнул Мельник, вспоминая, то ли официантка, то ли дежурная в гостинице, он пол-Каратаса угощал этой жвачкой.
Михаил Ефимович, прихрамывая, повел через огромный аэровокзал, оглашаемый голосом диктора о задержанных рейсах, о посадке на рейс Москва — Магадан — ничего себе, кому-то радость от приземления, а кому-то надо подниматься и лететь на край земли. Вышли гуськом на площадь, множество машин, автобусов, очереди сплошные то там, то здесь. Под навесом виднелась электричка, Соня прокатилась бы с удовольствием в такой компании. Все-таки выгодно быть самой молодой, в том возрасте, когда ты уже не ребенок, но вроде бы еще и не взрослая, и все тебе стараются помочь, услужить, самая золотая пора, сколько она продлится? Мельник провел их к своей машине, — черная «Волга» Положительно этот человек ей нравится, даже не верится, что он жил в Каратасе. Пусть он невысокий, плешивенький, далеко не красавец, но он обаятельный, неизменно веселый, и с ним легко. Все чего-то ждут нервничают, томятся, а они уселись в черную «Волгу» и покатили-поехали, только замелькали по сторонам огромные указатели, будто в садике для детей, которые только выучились читать — на Каширу, на Рязань, на Калугу, на Симферополь. Потом долго ехали среди высоченных домов, Соня устала, кажется, больше часа ехали. Наконец вылезли около бесконечного дома, вошли в тесный лифт, еще один взлет и, слава богу оказались в квартире — шикарная прихожая с огромным зеркалом в витой раме, здесь же — то ли шифоньер, то ли стенка, не поймешь, светлого дерева, светильник такой весь из себя, на полу цветные квадраты, не линолеум, конечно, а такой особый паркет. А в гостиной глаза у Сони разбежались, на стене картина в золоченой раме огромнейшая, наверно с диван, и шевелится, оказалось — аквариум с хвостатыми, цветными рыбками, сплошное обалденье. Хозяин провел их на кухню сразу, два холодильника, и оба фирменные, и гарнитур не абы какой из пластмассы беленькой, а настоящее дерево, вместо колченогих табуреточек, у которых всегда ножки отваливаются, стулья с высокой спинкой, да такие тяже ленные, одной рукой не сдвинешь, резные спинки, сплошное дерево, т, а и зачем сдвигать, если села и все под рукой? Он сам выставил из холодильника сказочные какие-то посудинки, вазочки, розеточки, во-закрытое, фирменное, красочное, лакированное, мерцающее. Колбасу до стал, палку, как водопроводная труба, и на шкурке буквы иностранньк-«салами», кофе, чай в банках, импортяга, слов нет и коньяк, и бутылк> сухого, от наклеек голова кружится. Кто выпьет? Ирина Григорьевна сказала, что выпьет грамм пятьдесят, а Соня не только сказала, но и с удовольствием выпила. Михаил Ефимович скоро отбыл по делам, заедет завтра, а сегодня — располагайтесь, как дома, вдвоем в трех комнатах.
Первое свое наблюдение для Романа Захаровича Соня сделала такое Когда они сидели за столом, и даже раньше, когда ехали в машин» можно было заподозрить, что между Ириной Григорьевной и Мельником что-то есть, не напрасно шеф наказывал ей следить. Соня сразу заметила как заиграла ее спутница, как выпрямилась при виде Мельника, слов" лошадка в цирке, о чем это говорит? Не окажись здесь Соня, выпили бы они коньячку, хи-хи да ха-ха, как это у них, у взрослых, одни в пустой квартире, сама пустота наводит на всякие такие разные мечты и лла ны, — нет, нет, это чушь конечно, нехорошие мысли. Но все равно поведение ее спутницы изменилось, какие-то едва уловимые ужимки у <ее начались, и глаза стали другими, в общем, хочешь, не хочешь, а Соня подумала о чем-то порочном.
Под вечер, часов в семь, когда должен кончиться час пик, они поехали в ГУМ, там, кстати, и Красная площадь. Соне покупать особенно нечего, у нее все есть и всегда было — доставал дядя. Сначала он устроился на межрайбазу грузчиком (уплатил большой взнос), а потом стал экспедитором, тоже за взнос, зато теперь дом — полная чаша, и у дяди, и у всех родственников. Но вот колечко какое-нибудь особенное Соня купила бы с удовольствием. Родители дали ей двести рублей, да и Роман Захарович дал сто, вот уже круглая сумма, надо ею умненько распорядиться, пока что это самые большие деньги, какие Соне приходилось держать в руках за все свои семнадцать с половиной лет.