Должностные лица

— Редакция? Мне пожалуйста Рокосовского... Ничего, обойдется, меня бы так называли. — И вдруг звонко, весело, молодо: — Как поживаете, Валерьян Аверьянович? Это Альбина Викторовна Зябрева, начальник государственной торговой инспекции. Я нуждаюсь в вашей помощи... Нет, нет, не по должности, а как советская женщина, мать. Моя дочь учится в пятом классе. К ее внешнему виду придралась классная и намерена поднять против меня Каратас. Подумаешь, девочка проколола уши, сейчас есть теория биоточек, слышали?... — Тон ее заметно снизился, видимо, Косовский ее не понимал. — Почему вы меня не хотите выслушать? Я знаю, что вы не «Мурзилка», но если она хочет поднять против меня общественное мнение. Кто она такая, в конце концов?.. Нет, вы обязаны. Эта пресловутая ставит им в пример князя Горчукова, барона Торфа... Дело не в букве, а в духе, товарищ Рокосовский, и нечего ржать, как сивый мерин! В духе, в политическом душке... Ах вот как, не хотите. — Тон ее опять стал звонким, злорадно многообещающим. — в таком случае, Валерьян Аверьянович, зайдите ко мне в свободное от работы время, у меня тут на вас сигнальчик лежит. Я пока не буду его передавать в отдел пропаганды... О чем сигнал? Как вы дважды, или трижды в подсобке хереэма три дробь четырнадцать... ХРМ — это хозрасчетный магазин, не будем придуриваться, распивали вермут белый, плодово-ягодное и закусывали концэрвой «Завтрак туриста». Если вы подзабыли, я вам напомню. — Она достала папку, полистала и прочитала, придерживая локтем разрозненные листы: — Это было в канун Восьмого марта — раз, а потом еще в субботу — два, и в День смеха, первого апреля, так что милости прошу. Конечно, понимаю, это вы меня не хотите понять. Какой телефон? — Она записала на бумажке и пообещала ему, как обещают гильотину: — Будьте здоровы! — Положила трубку, мельком глянула на Шибаева — сидит, слушает, терпит. — Еще минуту, Роман Захарович, если я отложу, потом у меня будет напор не тот. Какой у нас код Алма-Аты? Корреспонденту «Учительской газеты» позвоню, надо своевременно озадачить. — Набрала номер, строго глядя в пространство, и не похоже было, что она заметалась, запаниковала, — нет, она делала обычное свое дело, как вчера, позавчера, и как будет делать завтра, послезавтра и, даст бог, поработает в такой манере до двадцать первого века. Корпункт не отвечал, она положила трубку и посмотрела вопросительно на Шибаева.

— Надо — сделаем, — веско сказал Шибаев. — Вы нам, мы вам, иначе земля не будет вертеться. Мы получили лису серебристо-черную, неплохую, но вкус такой женщины, как вы, она удовлетворить не может. От этого возможны трения. Я вынужден вам напомнить, что наш комбинат относится к министерству местной промышленности, а местная совсем не то, что легкая промышленность. Лучшее сортовое сырье, благородные меха, соболь, песец — все идет именно туда, а нам дают остатки-сладки, жалкие крохи для выполнения плана. Поэтому мы всячески выбиваем себе фонды — правдами и неправдами.

— Больше неправдами, — подсказала Зябрева.

— Не больше, Альбина Викторовна, не больше, а исключительно неправдами, иначе нас закрывать надо.

— Вот так везде. Дают одним, забирают у других, крутят как хотят государственным достоянием. А что прикажете делать нам, инспекции, народному контролю?

— Все для плана. Выпустим мы лису в торговую сеть для плана, а продавцы мне сразу — не хотим слезы лить перед Альбиной Викторовной. Вы сами видели норку по девяносто копеек, кому она нужна? С лисой то же самое, цены будут очень разные, очень. Нельзя мерять наш товар на одну мерку, надо подходить гибко, иначе никто плана не даст.

— Роман Захарович, не люблю, когда меня учат. Они же тащат направо, налево, что прикажете мне, инспектору, подавать по собственному? Меня партия не отпустит.

— Бывает, приворовывают. Для дома, для семьи.

— Да все они жулики. Весь меховой отдел ЦУМа, если взять вашу Тлявлясову. Шапки, воротники сплошь и рядом наценки, пересортица, вы меня не уговаривайте.

— Возьмем всех за воротник и дадим по шапке, — пошутил Шибаев. — Давайте вместе накажем того, кто потерял совесть. Но остальным честным и работящим надо дать простор.

— Мой опыт говорит, что в торговле честных нет, если уж вам признаться. Хоть бы брали да меру знали, культурно. А ваша Тлявлясова на каждом ярлыке исправляет цены, то единицу спереди припишет, то тройку на восьмерку исправит, и смотрит тебе в глаза честнее честной.

— Давайте посадим, — предложил Шибаев, и тут же, пока она не успела согласиться, добавил: — А кого на ее место? В торговле очень плохо с кадрами.

Альбина Викторовна глубоко вздохнула и раз, и два, не от эмоций, а скорее по системе йогов, и спросила:

— Ну так как?

И Шибаев повторил ее движение — ладонь приложил к виску, салют, будет сделано.

Вечером он позвонил Голубю:

— Привет, дорогой Григорий Карлович, са-амый дорогой в советских купюрах, как жизнь, как жена, как дети? Говорят, тебя начальником кафедры назначили? Поздравляю, Гриша, поздравляю.

— Пока не назначили, но есть мнение.