Дом 16/1 (СИ)

Теперь девушка принимала пациентов на дому. Она огородила ширмой кровать, на которой лежала мачеха, а сама делала желающим массаж на жесткой тахте или прямо на полу. Периодически во время ее работы раздавался протяжный стон парализованной женщины, и клиенты принимались восхвалять Сонино мужество и терпение, советуя ей не отчаиваться.

Эта ситуация напоминала девушке детство, только персонажи теперь поменялись ролями. К тому же ей, в отличие от Ларисы, роль доброй самаритянки удовольствия не приносила.

Софья исправно давала мачехе лекарства, кормила ее с ложечки, как младенца, меняла памперсы, мыла, но чувствовала при этом такую ненависть, что не высказать. Она и с врачами консультировалась лишь в надежде, что Ларису удастся поднять на ноги и она заживет своей жизнью. Нет, личная жизнь девушки почти не изменилась (?). Сонечка платила медсестре, и та приходила каждый вечер на три-четыре часа, позволяя девушке сбегать, куда ей хотелось.

Уставала Софья ужасно, а конца и края никак не предвиделось. Однажды, впрочем, ей показалось, что, наконец, началась ремиссия. Лариса вполне осмысленно уставилась на нее и даже попыталась что-то сказать, но у нее ничего не вышло, она заплакала. Слезы текли и текли из потухших глаз.

Девушка принялась обзванивать лечащих врачей, однако к приезду самого первого из них мачеха снова впала в беспамятство. Еще раз добиться каких-нибудь улучшений не удалось.

Так они и жили. Парализованная женщина за ширмой и молодая симпатичная Сонечка с неиссякаемой ненавистью в душе. Причем, девушка была уверена, что мачеха испытывала бы те же чувства к ней, будь она на ее месте. Но вердикт докторов был неизменен: Лариса находилась в «растительном» состоянии, а выйдет она из него или нет, было ведомо одному лишь Богу.

Пару раз Софья доставала из заветного тайничка темную бутылочку (раздобыла по великому блату, переплатила с лихвой) с надписью «Осторожно, яд» на этикетке, но применить содержимое не решалась. И дело было не в том, что она боялась, что ее обвинят, осудят. Никому бы и в голову не пришло, что Лариса умерла не сама: жидкость гарантировала паралич мышц организма, моментальную смерть и практически бесследно рассасывалась в теле. Однако рука сама останавливалась на полпути к склянке. Девушка не могла дать этому объяснения. И даже записалась на прием к психотерапевту.

Молодая вежливая женщина пыталась влезть к ней в душу в течение трех сеансов. При этом она мило улыбалась, показывая ровные белые зубы, говорила медленно и вдумчиво. Сонечка никак не хотела попасться на это. Последней каплей было то, что психотерапевт восприняла ее жизнь на свой лад. Вернее, переиначила все сказанное и в ответ наговорила глупостей. Она посчитала, что проблема ненависти кроется не в Ларисе, а в самой пациентке. Что последняя ненавидит, чтобы жить, а не живет, чтобы ненавидеть.

Все нутро Софьи воспротивилось такой трактовке ее жизни. Она не стала ничего доказывать зануде и ушла, хлопнув дверью, хотя оплатила десять сеансов вперед. Больше открывать свою душу ни перед кем девушка не собиралась.

Дни шли за днями. Лариса лежала бревном уже три года. Сонечка привыкла к обузе. И даже стала приводить случайных кавалеров домой. Ей нравилось наблюдать, как они переходят от состояния шока к состоянию возбуждения и обратно. Девушка хохотала. Это было милым развлечением, она не могла отказать себе в нем.

Тем более, что остальная жизнь проходила как бы вне Сонечки. Недавно, в конце мая, в их подъезде произошло покушение на какого-то предпринимателя. Даже пострадала консьержка Варвара Петровна. После девушка пару раз делала ей перевязку. При этом думая: неужели не мог дурак-киллер заодно пристрелить и мачеху. Одним человеком больше, одним меньше… Хотя, как бы он оказался у них дома?

А Варвара Петровна тем временем увлеченно рассказывала Софье о своем новом котенке. Девушка кивала головой, делала вид, что внимательно слушает, но не могла понять ее восторга. Как можно испытывать какие-то теплые чувства к комку шерсти?… Тем более зная заведомо, что тебя не понимают по-настоящему, что живут одними лишь рефлексами и ничем более… Впрочем, привязываться к живым людям, по ее мнению, было еще более неблагодарным занятием.

Второго июля жизнь Сонечки в который раз сделала крутой вираж. Когда девушка с утра подошла к Ларисе, чтобы сделать ей укол, та была уже холодная…

«Присмирела Сонечка и сидит тихонечко»…

Девушка прокручивала всю свою жизнь. Все моменты. Любовно. Трепетно. Будто ласкала. Со всем были связаны особые ощущения – она и не замечала их раньше. Не знала, что то или иное событие, оказывается, вызывало в ней столько эмоций и волнений. Было приятно на душе, сладко. Напоминало запах ладана…