Дом

Меня охватило ощущение, что я тут как дома — в этом борделе, и что здесь так приятно. С некоторым подозрением я спрашивала саму себя, когда же я изменилась, когда эта комната, эти запахи, эти девушки перестали пугать меня и стали страннейшим домашним очагом. Когда же я впервые приняла душ в мужской ванной? Когда я в первый раз, не заметив этого, принялась напевать, заправляя постель, когда впервые отказалась идти знакомиться с клиентом? Когда именно здесь, словно в хорошо знакомом месте, я позволила себе первую свободную выходку, свой первый каприз?

В общей комнате я попыталась примерно подсчитать количество ящиков на стенах и прочесть имена, указанные на них. На каждом были свои этикетки и свои украшения, каждый ящик был тихим голосом в общем хоре: «Нет сексу с нацистами!», «Иди ко мне!», «За право быть ленивым!»(наклейки на немецком), голый Дед Мороз со скошенными ногами возле имени Таис. Почтовые открытки, что они отправляли друг другу на каникулах. В куче этих имен было и мое. «Жюстина» с сердечком вместо точки над буквой і. Когда это я стала достаточно счастлива здесь, что мне хватило смелости, чтобы нарисовать что-то настолько глупое и детское, как сердечко? Когда открываем мой ящик, там есть два рисунка моих сестер: вот так смешивается моя семья с этой другой семьей.

В чем мать родила. Я воспользовалась мылом клиентов, и запах от меня шел такой, что можно было узнать среди тысячи. В тишине я прогулялась по этой пустой раковине — по закрытому борделю, похожему на деревенскую ярмарку в момент перерыва.

Я спрашивала себя, каков же смысл слова «семы». Действительно ли он применим к тому, что связывает нас друг с другом. Можно ли назвать семьей принадлежность к женскому полу — только это. Или же семья просто обозначает ту часть человечества, влажную и горячую, что заставляет мужчин двигаться вперед? По моему мнению, для каждого места, мига и обстановки есть семья — та, с которой мы смеемся, разговариваем и делимся сокровенным больше, чем где бы то ни было. У членов семьи одинаковые проблемы, одни победы и поражения. Семья — это место, где человеческая раса кажется красивее, благороднее и более хрупкой, поднимая какую-то группу высоко над тем, что принято считать сбродом. Вот уж точно обманчивый аргумент, его сущность — пуста. Ведь вне зависимости от контекста, в котором она родилась, в свете ли или в тени общего презрения, понятие семьи или братства расцветает, стоит только собрать вместе людей, разделяющих общую участь. Все мы были свидетелями моментов любви, понимания и единства в любом сборище мафиози, преступников, нищих, в любой прослойке общества с более или менее сомнительной моралью. И, я думаю, что для тридцати женщин, проводящих время рядом друг с другом голыми, объединенных тем простым фактом, что они родились женщинами и им платят за это, естественно считать друг друга сестрами, если нет места вражде. Семья, кроме своей собственной, не подразумевает никакого понятия морали: она процветает, следуя только своей цели, безразличная к тому, что думает об этом внешний мир.

Ничего не могу сказать о других благородных предпринимателях, открыто конкурирующих на благо общества и для его развития — в том случае, если погоня за величием сближает и укрепляет семьи, примкнувшие к ним. Но между очевидным общим благом и неоспоримым злом находится светлая тень, о которой мне хотелось бы рассказать. Я хочу рассказать об этом гнезде, состоящем из женщин и девушек, матерей и жен, убежденных, что своими телами и бесконечным терпением они тоже самую малость действуют на благо людей этого общества. Они по определению забывают самое себя, возвышаясь над собственными слабостями и отдавая в аренду на несколько мгновений радости это тело, о котором было решено когда-то во имя слепых и глухих небес, что оно может принадлежать либо мужчине, либо дьяволу. Я хочу рассказать об этих женщинах, создающих и разрушающих своими деликатными пальцами иллюзорное понятие того, что священно. Эти существа, возвышающиеся над женской сущностью, кажется, материализуются только в стенах борделя. Я хочу рассказать о них, потому что они есть, и когда они уходят из борделя, то оставляют на пустом корабле пьянящий, сводящий с ума запах тысячи видов разной любви, искомой и найденной неповторимым образом нежности, запах полноты, достигаемой ежедневно и вновь желаемой каждое утро. В этом нет никакого благородства, но там живет бьющая под дых правда, которую не найдешь нигде больше, истории о счастье и обещания радости, — ведь иногда так нужно, чтобы хоть кто-то об этом рассказал.

БЛАГОДАРНОСТИ

Спасибо моему агенту, Оливье Рубинштейну, человеку образцовой преданности, который спас нас — эту книгу и меня — своим прочтением и своими оценками. Надеюсь, смогу надолго сохранить милость твоей дружбы и твоего профессионализма.

Также благодарю прекрасную Элизабет Самама с ее драгоценным внимательным глазом, ставшую мне бесценной союзницей.