Читаем Дом. полностью

Дом.

Мы – это мои друзья и соседи, выросшие и воспитанные этими стенами в полумраке бетона, освещенные лишь одной старой лампочкой, свисающей с белого потолка на проводе.

Алексей Ильин

Проза / Современная проза18+

Алексей Ильин

Дом

Я проснулся в своей комнате. С потолка на меня смотрела всё та же, старая лампочка, которая светила здесь ещё моим предкам, по-моему. Стены серьёзно облезли, а штукатурка отвалилась ещё в трёх местах. Такой расклад дел мне не нравится. Надо что-то делать, но что?

В нашем доме – так мы его называем. Мы – это мои друзья и соседи, выросшие и воспитанные этими стенами в полумраке бетона, освещенные лишь одной старой лампочкой, свисающей с белого потолка на проводе.

Нет, у нас был один, который хотел сделать красивее, сделать вторую лампочку – да до добра это не довело – сгорел в одну из ночей. Так потом старшие объяснили, что лампочки как-то рассчитаны по толщине провода, а провод тонкий что ль, выдержит и две, но риск возгорания сильно возрастает. Не то, что стены. Стены осыпались ещё при моём деде, который жил в соседней комнате. На этом этаже он познакомился с моей бабушкой, по рассказам мамы и папы это было незабываемое знакомство. Она пришла к нам на этаж по лестнице. Да-да! По той самой бесконечной лестнице, так жутко наводящей страх своей бездонной пропастью, на которую нас в детстве любили отправлять старшаки, чтобы позабавиться нашими страхами. Она и сейчас вызывает благоговейный ужас, а тогда один лишь вид решётки перил, из-за которой в самые укромные уголки души прокрадывается лютый страх высоты и темноты. Лестница в адскую пропасть – так мы называли ее. Ступеньки угловатой спиралью уходили от этажа к этажу, пока темнота не поглощала их, и сколько бы мы не всматривались в ее бездонные очи – темнота никогда не открывала нам количества несчётных этажей вниз. Вверх творилось то же самое.

Нет, это не была какая-то запретная лестница, мы иногда бегали и на соседние этажи, но страх потеряться не давал нам в полной мере исследовать пучину и разнообразие всего Дома. Не знаю, как там у других, я был всего лишь на трёх или четырёх этажах, все они со стороны разные, а по сути одно и то же. Каждый другой этаж, так же, как и наш, имеет замысловатую систему коридоров и комнат. На каждом переулке по лампочке, а стены постоянно облупляются, и все жители своих этажей только и заняты поиском штукатурки для стен и съедобного геля для своей гаргантюа.

Вот и сегодня я проснулся, а стена как бы намекает на не очень приятный поход в магазин за штукатуркой. А ведь в свой выходной день так охота заняться чем-то более приятным. Например, сходить к соседям или зайти к родителям, которые переехали подальше от этого района на другой конец этажа поближе к цветочному выходу. Теперь до них если и идти, то придется потратить полдня на дорогу и заночевать там. Ну, ничего, в эти выходные буду восстанавливать опавшую штукатурку, а родителям отправлю письмо курьером. Запланирую гости на следующие выходные.

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее