Дом Аниты

Хорошо, что товарищ Орел не взмахнул обоими крылами, иначе бы он размазал меня вместе с моей возлюбленной по земле. Или подбросил в воздух, словно акробатов, запущенных из цирковой пушки! Однако он просто показывал на холмик, где можно присесть.

Парковые скамейки удобно расставлены, но для Орла они маловаты. Он опускается на землю и приглашает нас к себе на пернатые колени. Мы усаживаемся, точно послушные ученики.

— Что ж, ребята, какие у вас вопросы? Выкладывайте.

Моя девушка вовсе не горит желанием расспрашивать: она всегда была застенчивой, да и там, откуда она родом, вопросов не задают и никто на них не отвечает. Поэтому я начинаю с трех вопросов о послереволюционной Албании — о характере организованных и приятных занятий любовью, которые мы только что наблюдали, о революционном отношении к религии; и наконец, об особенностях культуры развлечений{177}.

Товарищ Орел отвечает подробно и очень пространно. Я замечаю, что моя Любовь устает от разговоров, они ее не впечатляют… и она почти не слушает старую мудрую птицу. Когда Лысый Орел выразительно поводит крылом, моя девушка покачивается, словно юная цветущая березка под лаской весеннего ветерка. Глаза ее соловеют, будто она где-то далеко — возможно, в Румбуле. Это меня нервирует.

Поэтому, хотя я и рад бы задать большой птице множество вопросов, я ограничиваюсь последним:

— Почему в вашей стране запрещены искусства? Или нет?

Над этим рабби Лысому Орлу{178} не приходится размышлять. Он шевелит бедрами, на которых сидим я и моя Любовь, и некоторое время молчит, стараясь идеально сформулировать лаконичные мысли в своем прямом, простом и остром орлином мозгу.

— Искусства для нашего народа? Очень важны. Они формируют его ум. Но художник обладает оружием. Он держит в руках атомную бомбу, которую можно использовать во благо. Насколько мы способны его понять. Или же во зло. Однако мы не позволим никому, даже величайшему гению, уничтожить наш Труд… В западных странах Искусство не так важно. По большей части его заменяет потребление. Искусство все еще используется для формирования народного сознания, но, как правило, путем умышленного запутывания. Поскольку при демократии Искусство приравнено к товару, его главной функцией становится инвестиционная стоимость… Когда подобные инвестиции значительно возрастают, на рынок может порой просочиться даже серьезное, раздражающее произведение искусства, которое обычно отвергалось… Например, на нехудожественном уровне широкое распространение классических революционных сочинений становится прибыльным и потому не встречает препятствий. Это доказывает скептикам, что художественная и политическая свобода действительно существует… Но ситуация меняется на противоположную, если подобные сочинения представляют опасность для системы. Стоит хоть немного нарушить общественное спокойствие, как демократия сбрасывает свою личину и превращается в фашистское государство.

64. Птица Яша

Внезапно на нас пикирует другая птица. Тоже Орел? Она летит зигзагами, по беспорядочной и опасной траектории… Мы видим, как она выполняет акробатическую петлю, как будто теряет управление и падает. Однако затем маленькое, но крепкое создание снова взмывает и в полете совершает пируэты русского «казачка».

Это не орел, а помесь множества пород, не птица, а «джокер» — беззаботный цирковой клоун, желающий нарушить торжественность албанского неба. Трудно сказать, что означают его выкрутасы — простую игру или самоубийственные воздушные трюки.

Птица опускается ниже и орет: «Бобка!» (Конечно, мне — а кому же еще?) Но я не понимаю, речь ли это. Поток заикания, какой-то исковерканный человеческий язык неясного происхождения, превращенный в птичий гогот. Впрочем, хотя из клюва вылетает грохот автоматной очереди, беспорядочно рассыпающийся вокруг нас, слово «Бобби» или «Бобка» я все же улавливаю{179}.

Похоже, товарищ Лысый Орел не в восторге от этого грубого вторжения. Его наставительную речь прервали, и он объясняет нам, школьникам, сидящим у него на коленях:

— Дорогие товарищи Туристы, вы знакомы с Птицей Яшей? Он такой весельчак! С ним кто угодно подружится… Он иностранец, родом с Севера, но немного ку-ку! После того, что он пережил во время Великой Отечественной войны, у него немного помутился рассудок… В Ленинграде он водил сани с реактивным двигателем по льду Ладожского озера, доставляя продовольствие в осажденный, умирающий город-герой. Фашистская артиллерия бомбила нас с воздуха, но винты двигателей поднимали снег, который скрывал мишени… Сами понимаете, ездить вот так ночами напролет — не фунт изюму. Вокруг падали снаряды, лед трескался. Даже когда бомбы не достигали цели, многие сани тонули в ледяной воде, проваливаясь в пробитые полыньи… В общем, не удивительно, что он чокнулся! Ему далеко за шестьдесят, а он по-прежнему считает себя героем-любовником. Вместо того чтоб усердно трудиться на Партию и правительство, пьянствует и путается с бабами.

Товарищ Орел доверительно шепчет: