Дом аптекаря

Как раз в тот момент, когда я развернул посылку, в аптеку заглянула моя мать. Я попытался спрятать инструмент, но было поздно. Моя новая игрушка чрезвычайно ее заинтересовала. Выслушав объяснения и заметив охватившее меня воодушевление, она даже предложила поработать внизу, пока я освою прибор. Поверьте, Корнелис, я не заставил просить себя дважды. Взял бумагу, доску и прочие принадлежности, завернул ваш бесценный подарок в полотно и оседлал нашу старую лошадку. Через полчаса я уже был за городом, подальше от любопытных глаз тех зевак, что в городе роятся вокруг вас, как мухи. Мое излюбленное место, где я бываю летом при каждой возможности, — это лужайка с видом на три ветряные мельницы за перегороженным дамбой польдером.

Войдя в эту бедуинскую палатку, я приспособил раздвижной рычаг таким образом, чтобы выбранный пейзаж отразился на бумаге. Изображение получилось идеальное. На всю работу ушло полчаса. Потом я добавил тени и другие эффекты для создания нужного фона и глубины. Раньше мне приходилось по три-четыре раза стирать нарисованное и даже вообще отказываться от всего предприятия. Сегодня меня переполняет восторг триумфа. Смотрю на свои три мельницы, поражаясь как полному соответствию архитектурных деталей, так и четкости перспективы.

Камера-обскура имеет ряд неоспоримых преимуществ, позволяя художнику избежать искажений и неточностей, возникающих по причине слабости и несовершенства человеческого глаза, неверности руки и горячности воображения. По моему глубокому убеждению, такой способ следования природе наглядно и легко доказывает, сколь бесконечно далек от ее совершенства самый искусный рисовальщик.

Корнелис, друг мой, не смею отвлекать вас боле своими восторгами и рассуждениями. Страсти все еще бушуют во мне, и к ним следует добавить чувство вины и ужасной неловкости. За что? За сопряжение науки с искусством или за отказ от средств, через которые достиг я невиданного эффекта? Конечно, ни один мастер не обязан раскрывать свои методы, многие из которых представляются непосвященным весьма туманными, странными и искусственными. У каждой гильдии, у каждого цеха свои секреты, свои тайные знания, и разве не справедливо это — даже в еще большей степени — по отношению к художнику? Важен ведь конечный результат, а не пути, к нему ведущие. Разве изменится в худшую сторону наше отношение к великому Вермеру, если мы узнаем, что он использовал камеру-обскуру? Разве станем мы из-за этого порочить память о нем? Надеюсь, что нет!