Дом аптекаря

Ясно одно: Камерон, несомненно, знал, кто она такая. Он общался с Кидом; он бывал с ним у Лидии; он отслеживал связи Жожо. И еще Камерон остро нуждался в деньгах. Ему стало известно, что картина Йоханнеса может принести кругленькую сумму. А еще он знал, что старушки долго не живут. Возможно, через Скиля Камерон проведал и о первом завещании Лидии, по которому все доставалось Томасу Спрингеру. Тот же источник, по-видимому, сообщил ему и о втором завещании. В таком случае не Камерон ли организовал приглашение Рут на вечеринку? Нет. Вечеринка была шестого февраля, Бломмендааль приходил к Лидии первого, а разговор с Жожо состоялся еще раньше. Главное то, что Камерон знал о связи Рут со старушкой.

Вот он, старый ржавый ключ ко всей этой головоломке.

Камерон держал ситуацию под контролем. Он предусмотрел несколько вариантов. Предположим, Скиль проигрывает дело и картина достается Лидии. Тогда в игру вступает запасной Томас Спрингер. А он — как и Лидия ван дер Хейден — тоже не долгожитель. Он ведь тоже — это дошло до нее только сейчас — одна из жертв той давней авиакатастрофы. Как и многие другие, Томас жил в Бийлмере, когда 4 октября 1992 года на пригород свалился самолет «Эль-Аль». Обедненный уран проник и в него, потихоньку сокращая отпущенный бедняге жизненный срок. Жожо как-то упомянула, что Томас нездоров. А уж Камерон знал об этом наверняка.

Но как получилось, что он так много обо всех знал?

А вот как — его источником был Эрланд, Скиль-младший.

Сам по себе Камерон ничего не представлял, он лишь мог бывать там, где не показывался Скиль.

Значит, за всем стоит Эрланд.

Ох, Лидия, ну почему я тебя не слушала?

Эммерик Скиль ушел из алмазного бизнеса и занялся промышленными инвестициями. Сын пошел по его стопам. Отец и сын — семейное предприятие. А может, они братья? Она подумала с минуту, поиграла с этой идеей, как Принчипесса с бумажным шариком, и решила — нет. Слишком велика разница в возрасте. Хотя… Нет, нет. Предприятие называлось «Скиль и сын», в этом она могла бы поклясться. И вот сын задумал отделиться, сыграть в свою игру. Вместе с Камероном он сделал ставку на строительство моста к острову Ява. Скорее всего они купили на острове землю, потому что после завершения проекта цены на тамошнюю недвижимость взлетели бы до небес. Но строительство заморозили, проект стал пробуксовывать, а кредиты ведь надо отдавать, да и налоги на землю еще никто не отменял. Парочка качала воду из высохшего колодца. Им срочно требовались деньги. И вот тут на сцене появляется Йоханнес. Прибери к рукам первую в мире фотографию, дай информацию в прессу, толкни находку за кучу презренного металла — и можно смеяться до конца своих дней.

Прикосновение Мидаса…

Рут понимала, что это всего лишь предположения, но ее гипотезу подтверждали факты.

Эрланд и Эммерик были постоянно на ножах — ей самой довелось стать свидетельницей одной из сцен. Еще один пример деструктивного симбиоза, весьма сходный с той классической ситуацией, участниками которой были Скиль-старший и Лидия. Эммерик, очевидно, сидел на кошельке и не слишком баловал отпрыска. Достаточно посмотреть на эту комнату — в полуподвале, скудно меблированную, — вовсе не напоминающую дворец жирного плутократа.

Естественно, Эрланд хотел вырваться на волю. Естественно, ему осточертело извиваться под каблуком деспотичного старика. Он увидел свой шанс в совместном с Камероном предприятии. Все или ничего. Свобода или смерть. И тут… А кто это ставит подножку всем нашим планам?

Милашка Рут.

Старушка Chikenshit собственной персоной.

Хренов искусствовед… положила глаз на картину. Уяснила, что к чему. Втерлась в доверие к старушке Лидии. И подбирается все ближе. А старая курица раскисла от внимания и ласковых речей и уже готова передать чертовой стерве все состояние. Томас отправлен в отставку. Тучи сгущаются…

Итак, Рут вставляет палки в колеса. Из-за нее колесо коммерции крутится впустую. Собака на сене. Выскочка.

Рут понимала, что чувствовали эти двое. На их месте она бы тоже не обрадовалась появлению конкурента. И приняла бы меры, чтобы избавиться от лишнего наследника.

Однако в безупречной в прочих отношениях логике рассуждений двух компаньонов зияла огромная прореха. Милашка Рут вовсе не пиявка ненасытная и не охотница за одинокими старушками. Она — святая простота, невинная душа, девушка, живущая на барже. Ей ничего не надо. Ей не нужны проблемы. Она хочет только одного: чтобы ее оставили в покое. Во всем виновата Лидия. Рут ни при чем. Лидия втянула ее во всю эту неразбериху. И что в результате? Бедняжка Рут потеряла работу, дом, лишилась кредитной карточки и часов. Не осталось ничего, кроме здравого ума, который, возможно, как раз в этот момент пакует свой самсонитовый чемоданчик, готовясь к долгой, продолжительной реабилитации.

Зачем, Лидия?

Зачем?

Теперь ведь даже чертова картина, и та покоится в морской пучине вместе со всеми ее надеждами и домом; обгоревший, оплавленный кусок меди, ставший приютом для подводной живности.