Дом аптекаря

Короче, в прошлое канули дни, когда я пребывал в раздоре с миром и самим собой. Сейчас очевидно, что все мои прожекты и надежды были полной глупостью, тщетой и уступкой пороку. Хитроумное устройство — мою Платонову пещеру, линзы и прочее — я уничтожил без всякого сожаления. А вот последнюю гелиографию сохранил, хотя она и раскрашена красками. Сохранил не приятности ради, поскольку держу ее в потайном месте в верхней комнате, а как напоминание себе о том, что разум пытливый и впечатлительный не замечает порой того, что предлагает ему жизнь. Если кто-то когда-то и найдет ее, то вряд ли постигнет секрет, записанный на задней ее стороне, но изложенный веста запутанным языком. Я занимался алхимией, друг мой, и дьявол поджидает тех, кто повинен в грехе гордыни. И разве не верно то же самое для искаженного образа? Если помнишь, медная пластина темнеет при свете и светлеет в темноте. Теперь я понимаю, что это и есть знак рогатого, печать его козлиной лапы. В мире Сатаны свет и сумерки христианского дня меняются местами.

Исполняя желание отца, я взял аптеку и веду дела с легким сердцем и без всякого над собой усилия. Мой девиз? Si tu pensam tuam prestare possis. «Коль можешь, исполняй дневной урок». Получается неплохо, так что семья моя пребывает в достатке.

Да, я еще рисую.

Я совершенно непригоден к жизни художника — в чем убежден сейчас вполне. Однако ошибка моя была не в устремлениях, а в том, что стремился я к недостойному: богатству, славе, положению в обществе — к всему тому, что волновало мое раздутое самомнение.

Само по себе рисование не есть грех, и я рисую. Ради собственного удовольствия. Год назад, когда Ханна была беременна, я сделал с нее несколько набросков. Пробую себя и в пейзажах, когда есть к тому настроение. При всем несовершенстве опытов моих, я нахожу в них радость, которой не находил прежде в честолюбивых дерзаниях. Не в этом ли секрет счастливой жизни? Вкладывать энергию в труд свой, работать с сердцем и головой, чтобы продукт труда твоего нес печать души, а не был унылой механической копией или плодом хитроумного обмана.

Погода сейчас чудесная. Присланные тобой нарциссы высажены на подоконнике.

Не будем же терять друг друга из виду.

Остаюсь, как всегда, преданным другом,

Йоханнес ван дер Хейден.

Майлс засунул письмо между страницами альбома и вышел в сад.

Рут высаживала рассаду.

Он опустил руки в карманы и встал рядом, глядя на море и дергая плечами, как будто его замучили судороги.

Заметив его гимнастические потуги, Рут нахмурилась:

— Уж не взлететь ли собрался?

— Если бы нам было суждено летать, дорогуша, у нас были бы посадочные талоны, — пробормотал Майлс. — Выходит, мы ошибались, а? Насчет Йоханнеса.

— Ошибались?