Дом без чёрного хода

По дороге на лестницу Гоша прихватил в кухне литровую бутылку из-под молока. Сдать — пожалуйста, ещё двадцать копеек.

Однако Яшка от бутылки отказался.

— Дарю её тебе, — презрительно дёрнул он сплющенным носом. — В память о нашей встрече. Про кладбище не забывай. И учти: мне терять нечего. Я даже в колонии был. Приветик горячий с кисточкой.

Кто видит насквозь?

Шофёр вытянул правую ногу и нажал на стартёр. Мотор немного поворчал и завёлся.

— Поднимите стекло, — сказала мама, — ребёнку дует.

Ребёнку совершенно не дуло. Ребёнок хотел устроиться в кузове, но мама втиснула его между собой и шофёром.

Судя по сборам, Гоша думал, что они поедут куда-то на край света. Иначе зачем так тщательно и целую неделю упаковывать узлы и чемоданы? Но проехали всего минут десять, и грузовик остановился.

— Здесь, — сказала мама. — Никуда не отходи и смотри за вещами.

Новенькие пятиэтажные дома стояли прямо на болоте. Чёрных лестниц в них не было, были только парадные. С многочисленных балконов весело подмигивали разноцветные ящики для цветов. В болоте, между рыжими кочками и зелёными кустиками осоки, торчали железобетонные перекрытия, балки, доски, исковерканные трубы. Над отбитым краем бетонной плиты дымным облачком вилась мошкара.

— Все получают нормальные, квартиры, — сказала мама, — а мы по твоей милости должны жить в этом вонючем болоте.

«По твоей милости» относилось к папе. Папа ответил, что если маме здесь не нравится, то они могут остаться в старой квартире, а сюда переселится бабушка.

— Демагогия, — отрезала мама. — Я по гроб сыта твоей коммунальной квартирой и милыми соседями. Но только такому, как ты, могли предложить эту дыру.

— Через пару лет здесь будет лучший район в городе, — сказал папа.

— Через пару! Я хочу сейчас жить по-человечески.

Гоша навострил уши. Кажется, намечался интересный разговор. Но папа не поддержал разговора. Он не любил беседовать на — улице. Папа вздохнул, кинул на плечо тюк и потащил его в дом.

Между двумя соседними корпусами, которые ещё достраивались, виднелась невысокая железнодорожная насыпь. За ней поднимался лес.

— Запомни раз и навсегда, — сказала мама, — чтобы к железной дороге близко не подходил. И к лесу. Слышал?

— Да, мамуся, — кивнул Гоша.

Дюжие дяденьки сгружали на асфальт зеркальный трельяж. Рядом крутился длинный и тощий мальчишка.

— Это же не лес, — вставил мальчишка. — Это парк Удельнинский.

Оттопыренные уши и полуоткрытый рот придавали мальчишке глуповатый вид. Кроме того, он поминутно поддергивал и без того короткие брюки. Делал он это довольно интересно: дрыгал коленкой, извивался и, елозя локтём по боку, подтягивал им штаны.

— А тебя не спрашивают, — сказала мама. — Что ты здесь делаешь?

— Как что? — удивился мальчишка. — Живу.

— Вот и ступай отсюда. Нечего тереться у чужих вещей.

Мальчишка поддернул брюки, почесал плечом оттопыренное ухо и спросил:

— Как у чужих?

— Господи, — вздохнула мама и закатила глаза.

Звали мальчишку Петей. Он таскал с собой дощечку от ящика из-под яблок и выискивал желающих поиграть в чижика.

— Гоша, никаких чижиков, — сказала мама, сопровождая в подъезд два последних стула. — Ты меня понял? Иначе сейчас же пойдёшь домой.

Гоша понимал маму с одного слова, даже с одного взгляда. Маме нравились дети только из интеллигентных семей. Дети, которые ходят с открытыми ртами, поддергивают штаны и лезут в чужие разговоры, ей не нравились.

Когда за мамой захлопнулась дверь, Петя дрыгнул коленкой и спросил:

— Чего это она?

— Нервная система у неё, — пояснил Гоша.

…Парк за железной дорогой встретил ребят прохладой. Он был так стар и запущен, что и вправду походил на лес. Петя шагал впереди по тропинке и размахивал длинными руками.

— Знаешь, я какую полянку выискал! В самой гуще. Туда никто и не ходит. Играй сколько влезет.

С полянки, на которую никто не ходит, доносились голоса. Петя раздвинул кусты и проворчал:

— И сюда их уже принесло.

У развесистого дуба стояла девчонка с толстой до пояса косой. Под мышкой она держала завёрнутую в газету книгу. Из дупла, как из окошка, выглядывал мальчишка и что-то говорил.

— Тоже из нашего дома, — шепнул Петя. — Задавалы оба. Особенно вон тот, Денис. Ему бы покомандовать только.

Увидев Петю, Денис поманил его пальцем.

— Хорошо, что ты пришёл. Ты мне нужен. Иди сюда.

— Видал, — фыркнул Петя, — я ему уже нужен. А как я его просил в чижика поиграть, так я ему не нужен был.

Губы на широкоскулом лице Дениса сжались в упрямую струнку.

— Иди сюда, — повторил он.

Петя подошёл к дубу и спросил:

— Чего тебе?

— Идея есть, — сказал Денис. — Будем играть в настоящую игру. В партизан. Здесь оборудуем штаб. Кто это с тобой?

Петя оглянулся:

— Гоша это.

— Его тоже возьмём. Радистом. Оля будет разведчицей. Ты — фрицем.

— А ты командиром, конечно, — подсказал Петя.

— Командира мы выберем.

— Выберем! Ты уже всех повыбирал. Меня так фрицем, а себя командиром.

— Соображать нужно, — холодно произнёс Денис. — Фрицы, были длинные и худые.

— Всякие были, — надулся Петя. — И такие, как ты, тоже были.

— Это какие?

— Такие.

— Какие такие?

— Вредные, — отрезал Петя.