– Ну так вот. – Кентукки выпрямился и потер ладони одна об другую, предвкушая удовольствие. – Не знаю, двойняшки они или нет, но очень уж похожи. Не повезло ребятам, оба пошли в отцовскую породу, а он далеко не красавец. Нос гармошкой, как школьный автобус, а больше и смотреть не на что. Ладно, слушайте дальше. Однажды эти ребята, как они выразились, решили полетать – прыгнуть с пожарной каланчи, с простыней вместо парашюта.
– Чего?.. – одновременно воскликнули несколько человек.
– Дайте дослушать, – проворчал Дед и смачно плюнул себе под ноги. Брызги запачкали рубашку сидящего рядом парня.
Кентукки продолжил, будто его и не прерывали:
– Имена братьев убей не помню – мы всегда называли их Диксонятами, попробуй различи таких похожих. Я окрестил ребят Дурошлеп и Дуролом. Так вот, они вбили в свои тупые головы, что можно связать концы простыни, прыгнуть с ней с каланчи, что возле участка Фуллертона, и приземлиться на кукурузном поле. Как десантники в войну. Но в последнюю секунду, перед тем как забраться на каланчу по гнилой лестнице, Дурошлеп выдвинул идею. Единственный раз в жизни!
– И какую же? – спросил мой отец.
– Генри!
На секунду все затихли. Вопрос подразумевался сам собой.
– Долго же до вас доходит! Генри – это их собака! Братья решили испытать парашют на несчастном щенке!
– Кто, черт возьми, называет пса Генри? – цыкнул Дед. – Назвали бы хоть Хэнком!
– Так вот. – Наигранное замешательство Кентукки никого не ввело в заблуждение; он наслаждался всеобщим вниманием. – Дуролом согласился с Дурошлепом, что идея стоящая; надо все же подстраховаться. Я имею в виду, их шанс был
– Ну ни хрена себе! – Загипнотизированный рассказом, я не заметил, кто подал реплику.
– Я судить не собираюсь, меня там было, – ответил Кентукки. – Просто заткните рты и дайте закончить. – Он глубоко вдохнул; как пить дать, готовился к эффектному завершению рассказа. Однако, когда снова заговорил, то едва удержался от гогота. – Надо ли доказывать, что из старой простыни парашют хреновый? Диксонята говорили, она выглядела как портянка. – Он сделал паузу, чтобы овладеть собой, потому что тело сотрясалось от смеха. – Как портянка! Песик камнем полетел вниз и встретил смерть посреди стеблей кукурузы. И простыня тянулась за ним, как воздушный змей. Потом мать у Диксонят спрашивает – так Генри умер? А они: а то как же, мама, без вариантов!
Я огляделся. Мужчины смеялись вместе с Кентукки, а на лице большинства мальчишек было написано нечто среднее между смущением и ужасом. Алехандро обожал такие минуты.
– С того дня, – подвел итог Кентукки, – если спрашивали Диксонят о полете, они отвечали всегда одно и то же. «Если бы не Генри, сегодня у нас было бы одним Диксоном меньше!» – Он загоготал и затем повторил сквозь смех: – «Сегодня у нас было бы одним Диксоном меньше!»
Кентукки наконец разразился смехом, и я тоже. Наступила кульминация – наблюдать, насколько забавной он счел свою историю. Думаю, пиво тоже внесло свою лепту, однако он буквально свалился со стула, и некоторые другие последовали его примеру, упали и принялись молотить кулаками о пол в приступе хохота. Я ощутил неописуемую радость, видя, как веселятся мужчины, которых я считал суровыми и сдержанными. Алехандро ржал во весь голос. Суматоха продолжалась еще минут пять как минимум, затем снова вспыхивала, стоило кому-либо повторить пресловутую последнюю фразу или, еще лучше, «а то как же, мама, без вариантов». Даже мой отец не устоял. Снова гогот, снова удары кулаками о землю, и так далее по списку.
Вечер удался на славу.
К несчастью, он оставался удачным всего полчаса. Пока не завели разговор о Коротышке Гаскинсе.
Разговор начался довольно странно. Как вы можете себе представить, к тому времени пиво лилось рекой.
– Пацан, а ты когда-нибудь был с девушкой?
Потребовалось несколько секунд, чтобы понять – обращаются ко мне. Лишь когда меня толкнули, я поднял глаза.
– А?..
– Я спрашиваю, ты когда-нибудь был с девушкой? – Кентукки! Хорошо, что папа отлучился в уборную, не то он отвесил бы приятелю хорошую затрещину. А может, только посмеялся бы. Честно говоря, не знаю.
– Закрой свою глупую пасть, Тукки! – вмешался мужчина по фамилии Брэнсон, который большую часть вечера помалкивал. – Не видишь, парню всего тринадцать?
– Мне шестнадцать, – поспешно и несколько вызывающе возразил я. Вот оно, одно из немногих преимуществ молодости – право отстаивать свой возраст.
– Мне наплевать, даже если в ноябре ты пойдешь голосовать, – ответил Брэнсон. – Все равно слишком молод, чтобы бегать за женщинами.
Алехандро грубо расхохотался и показал мне палец.
– Бегать за бабами? – повторил Кентукки. – Слишком молод? Брэнсон, да ты навсегда застрял в пятидесятых! Тяжелый случай.