Дом боли

Вы станете абсолютно свободны, как любит говорить Евсей Давидович.

– Это "ц", – заметил Алеша в качестве небольшой скромной шутки.

– Что вы имеете в виду? – растерялась Юлия.

– Три случая: "а", "б", "ц" – пояснил Алеша и тщетно улыбнулся.

– У нас существуют прогулки, – продолжила свое Юлия, – лесные походы по грибы, прятки, догонялки, салки и много-много здоровой работы на свежем воздухе, чтобы удовлетворить любые двигательные, дыхательные и эмоциональные потребности с избытком. Поэтому в следующий раз вы будете наказаны раз и навсегда.

Теплин в своей обвисшей одежде сидел против нее, зажав узкие руки худыми коленями, и смотрел с уважительным недоверием, как ребенок, открывающий для себя что-то новое в рассказе взрослого. С испугом она почувствовала, как некая привычная и незаметная окаменелость плавится и растекается у нее в груди. Ей захотелось подойти к этому недотепе, уколоть его, укусить, ущипнуть за ухо, одним словом, причинить боль, а затем пожалеть и обласкать, и, что самое страшное, сдержать себя казалось труднее, чем поддаться соблазну. Язык понес ее, как колеса несут неуправляемый автомобиль по обледеневшей дороге: в сторону, вокруг оси и под откос, или в столб, или во встречную машину, что бросается на одуревшего шофера. Она почувствовала, как ее лицо, также вопреки ее воле, искажается какой-то чужой гримасой, и не удивилась бы, увидев сейчас в зеркало себя с похотливой, зазывной улыбкой.

– Почему вы опоздали явиться на мой ЗОВ? – сказала она. -

Эффективность нашего курса зависит в первую очередь от точного соблюдения всех предписаний, и вы обязаны выполнять ВСЕ требования, какими бы непонятными и, скажем так, странными они вам ни показались.

Алеша кивнул.

– Вот если бы я приказала вам… поцеловать себе руку?

– Сидите! – вскрикнула она, хотя Алеша и не попробовал покинуть топчан.

– Ничего не может быть проще, – бодро отшутился Теплин. Теперь, когда все начинало складываться как нельзя более благоприятно, ему сильно захотелось покинуть отделение "О". Так бывает, когда вас прихватывает на улице ополоумевший от вина ваш знакомый, которого вы знаете в трезвости как неплохого человека, и привязывается к вам с бесконечным пьяным полубредом, прервать который можно только побегом.

– Я так и думала, шалопай, но сначала я вас подробно осмотрю, – несло Юлию. – Я хочу просто осмотреть ваше телосложение; нет-нет, не снимайте брюк!

Пока Алеша снимал свитер и рубаху, она отвернулась к окну из скромности, скуки или, скорее всего, чтобы скрыть выражение своего лица. По неведомой причине смолк свист птицы за окном и приостановились другие звуки. Безмолвие зашипело.

– Я разделся, – сообщил Алеша.

– Я заметила это, – Юлия исказила лицо тем, что показалось ей иронической улыбкой и выглядело как гримаса мучения. – Вы худоваты, хотя и сложены достаточно правильно, – заметила она. – Как жаль, что у вас слабо развита мускулатура.

– Кому жаль? – Алеша пожал плечами. – Последнее время жены очень мало обращали на это внимание. Возможно, им хотелось чего-то большего.

– Хорошо. Садитесь на табурет.

Юлия обошла Алешу сзади и положила на его плечи прохладные ладошки.

– Сиди! Я буду тебя массировать в разных частях тела, а ты будешь мне говорить все, абсолютно все, что при этом чувствуешь. Молчи!

Она легко провела пальцами по его горлу и подбородку, надавила на шею.

– Холодно и немного щекотно, – прокомментировал, как просили, Алеша.

Юлия обошла табурет и, встав перед Алешей, принялась массировать его щеки, плечи и грудь потеплевшими ладонями. Несколько раз она натолкнулась на колено Алеши жесткими мышцами своей ноги; в раскрыв халата виднелся плавный отсвечивающий конус ее груди. "Без лифчика",

– мысленно констатировал Алеша.

– А теперь я буду как бы сгонять волны энергии из живота в паховую область, а ты будешь как бы говорить пахом: мысли, ругательства, молитвы, – мне важно все. Расстегни пуговицу брюк, нет-нет, не надо приспускать. Она присела перед ним на корточки и принялась оглаживать его бока и живот с усиливающимся нажимом и проникновением, иногда проводя пальцем над поясом брюк. Алеша почувствовал пробуждение и непроизвольное пошевеливание в укромном месте и мысленно присвистнул. Этого еще не хватало.

– Что ты все отмалчиваешься! Что ты все отмалчиваешься! – закричала Юлия. – Я все говорю, и делаю, и устраиваю за него, а он молчит. Ну хочешь, ударь меня! У меня сильный эрогенный центр в области уха.

Она залезла на его колени задом наперед, как дочь залезает на отдыхающего в кресле отца, чтобы сыграть в лошадки, и заерзала.

– Ну же, у меня прямые ноги, упругая грудь и правильный нос.

Неужели я сама должна рассказывать себе об этом!

– И вы… умная, – дополнил Алеша и положил руки на ее бока.

Несмотря на возбуждение, ему было так же трудно перевести руки на ее соблазнительные места, как если бы на его коленях сидел мужчина.

Тактично он чмокнул ее халат на плече, и в этот самый момент в кабинет вошла Зинаида Тихоновна Облавина, увиденная им, но не Юлией.