Но в информационной службе округа Уэстчестер не значились ни Дом Брасса, ни Хендрик Брасс, поэтому Квин, нахмурившись, положил трубку.
— Если бы не деньги, я бы назвал это дурацкой шуткой. Мне не хочется отказывать тебе, Джесси, но…
Мужчины всегда остаются мужчинами — особенно женатые недавно. Ничуть не встревожившись, Джесси поцеловала мужа.
— Меня снедает простое любопытство, дорогой. Уверена, что и тебя тоже.
— Если ты полагаешь, что я позволю тебе отправиться туда одной…
— Я об этом и не думала. О, Ричард, это похоже на увлекательное приключение! Какое волнующее начало нашей супружеской жизни!
Она оказалась абсолютно права.
«Девитт Алистер» звучало как имя персонажа третьесортной пьесы, исполняемой четверостепенной труппой. Тем не менее, это было подлинное имя, которым его обладатель пользовался лишь в тех случаях, когда объект нуждался в особо деликатном обращении. Как выяснилось, ему было бы лучше использовать имя в духе «Путешествия пилигрима»[2] — например, Джон Сожаление или Рубен Разочарование.
Положение ухудшало то, что миссис Алистер, с самого начала испытывавшая сильные сомнения, не переставала бросать ему в лицо упреки. Она умудрялась делать это, не открывая рта — это достижение могли оценить лишь немногие, помимо ее мужа, но и он давно перестал им восхищаться.
Таким образом, Алистеры отнюдь не пребывали в супружеской гармонии, входя в вестибюль отеля в районе западных шестидесятых улиц с его убогой претензией на элегантность, который, как настаивал Алистер, соответствовал их профессиональному имиджу и который, как ныне выяснилось с удручающей очевидностью, они не могли себе позволить. Рыбка клюнула, но соскользнула с крючка и скрылась, оставив их голодными и взбешенными. Теперь перед ними стояла задача найти менее опытную форель и средства, чтобы подцепить ее. Они едва обратили внимание на впечатляющего вида конверт в их ячейке для писем. Впечатляющие конверты давно перестали их впечатлять — они сами отправляли их слишком часто.
Поднявшись в свой номер, Алистер бросил конверт на кровать, сел возле пыльного окна и стал читать новости о скачках в газете, которую прихватил в вестибюле. Миссис Алистер открыла один из двух чемоданов, достала оттуда электроплитку, чайник со свистком, давно переставшим свистеть, ложку, две пластмассовые чашки и почти пустую банку растворимого кофе. Наполнив чайник в ванной, она поставила его на плитку, воткнула вилку в штепсель позади стула мужа и вернулась в ванную привести в порядок лицо, которое было аристократически невзрачным, хорошо сохранившимся и не обнаруживающим никаких эмоций, что вполне соответствовало ее целям. Выйдя из ванной, миссис Алистер села напротив мужа и устремила на него взгляд. Вскоре он опустил газету.
— Ну, на что уставилась? — У Девитта Алистера был низкий голос с британским акцентом, который казался деланым и был таковым, поскольку его обладатель родился в Уихокене, штат Нью-Джерси.
— Ни на что особенное, — ответила Элизабет Алистер. Ее речь была такой же маловыразительной, как и лицо.
— Опять начинаешь!
— Я еще ни слова не сказала.
— Да ну?
— Процитируй меня.
— Я сейчас тебя вздую как следует!
Его жена не выглядела испуганной.
— Ну и что нам делать теперь, Макиавелли?[3]
— Я должен подумать, — кратко отозвался он.
— Ты не найдешь ответа в сообщениях о скачках.
— Оставь меня в покое, слышишь?
— У нас остались хоть какие-то деньги?
Алистер пожал плечами и снова углубился в газету.
Миссис Алистер насыпала кофе в чашки, добавила воды, размешала, поставила одну чашку рядом с мужем, а другую взяла себе. Выглядела она усталой. Это был один из самых продолжительных их диалогов за несколько месяцев.
Сев на кровать, Элизабет Алистер отхлебнула кофе и задумалась. Процесс был не из приятных и явно сулил кому-то беду.
Внезапно она подобрала конверт и вскрыла его.
Алистер что-то буркнул и перевернул страницу. Он походил на актера Уолтера Пиджена, но с маленькими злобными глазками, как у быка на корриде. С подобным субъектом не стоило сталкиваться в темном переулке или играть в карты.
— Девитт.
— Господи, что еще? — Он обернулся.
Его жена держала в руке новенькую стодолларовую купюру и нечто похожее на половинку тысячедолларовой. Алистер быстро протянул руку, но она передала ему два листа веленевой бумаги, оставив купюры у себя.
— Я возьму целую, — заявил Алистер, — а ты можешь оставить себе половинку.
Улыбнувшись его откровенности, Элизабет протянула ему стодолларовую купюру и спрятала половинку за корсаж. Алистер поднес купюру к свету, потом без каких-либо комментариев положил ее в бумажник и переключил внимание на письмо. Закончив чтение, он аккуратно спрятал его в жилетный карман.
— Что ты об этом думаешь, Лиз?
— Какой-то рекламный трюк.
— Я в этом не уверен.
— Похоже, ты поумнел, — заметила она и поднялась.
— Терять нам нечего. А получить можем вторую половинку штуки.
— Приманка, — задумчиво промолвила Элизабет.
— Что он может из нас вытянуть? Думаю, нам стоит проглотить наживку. Согласна?
Она молча пожала плечами.