Дом Черновых

— Как на войне живем, — пробурчал учитель, съежившись. — Дожили! Из Казани-то и не почесались. Видно, и там неладно.

Бородатый мещанин спал на голой скамье. Учитель закурил папиросу. Озябший Кронид сел, положил голову на стол, согрелся и опять задремал.

— Началось! — громко сказал кто-то над его головой.

Вздрогнул. Поднял голову.

Светало. Все караульные были в сборе и громко разговаривали. Издалека мерно доносились глухие, раскатистые, густые удары, словно гром в степи: стреляли из пушек.

— Больше часу пальба идет, а вы спите!

Кронид посмотрел в окно: небо очистилось от облаков. Занималась пышная заря, обещавшая солнечный, красный день.

— Что же будем делать?

— Что делать? Посидим до смены: в восемь часов дневная должна придти.

— Вряд ли.

— Подождем все-таки.

— Выйти надо из караулки, — предложил Кронид. — Ружья здесь оставим.

Все вышли и сели невдалеке на бревнах.

Всю ночь не спали в доме Блиновых. Анна набила вещами два чемодана, но всего не увезешь с собой. Дмитрий заперся в кабинете, и оттуда глухо доносились тяжелые стуки в стену. Наконец он выглянул за дверь, с засученными рукавами рубахи, забрызганной известкой, и позвал жену.

Анна вышла усталая, растрепанная.

В стене было выломлено большое отверстие, с камин величиной. В комнате стояла пыль, пахло глиной.

— Давай! — сказал он, заикаясь. Губы его дрожали. Дмитрий тяжело дышал, отирая пот полотенцем.

— Ну-ка, посмотрю: хватит ли места? — шепотом ответила она.

— Хватит не хватит, больше не могу: устал, да и собираться надо.

Анна осмотрела работу мужа.

— Ничего. Потрудился, можно сказать. Заделать- то как?

— Тоже задача! Замажем, а сверху — обоями… Высохнет в один день.

Анна принесла серебряный самовар, потом целый узел столового серебра, бокалы, подстаканники, несколько золотых часов, браслетов, цепочек.

— Бриллианты — здесь! — сказала она, указывая на грудь.

— Это, конечно, с собой…

— Сундуки, в случае чего, обещал Крюков к себе забрать. Ну, а покуда — мама здесь будет.

Дмитрий засунул драгоценности в отверстие в стене. На полу припасена была глина, известь, лежали кирпичи.

— Все?

— Все!

Анна перекрестилась и, всхлипнув, вынула платок.

Муж принялся за работу. Неумело вмазывал кирпичи. Анна помогала. Возились долго, и оба выпачкались в глине. Когда работа была кончена и мусор убран, в окнах посветлело.

Заклеив сырое пятно на стене куском обоев, пошли умываться. Дом Блиновых был когда-то княжеским дворцом. Двухсветлый зал, отделанный мраморной обшивкой, лепными украшениями и потемневшими рисунками художников на потолке, уже много лет не отворяли, да и все парадные комнаты оставались необитаемыми вследствие их огромности и ненужной, холодной роскоши. Блиновы жили попросту, ютились в маленьких боковых комнатах. Существовало предание, что забытый княжеский род вымер преследуемый драматической судьбой. В минувшие века в старом дворце созерцались гнусные дела: разврат, насилие, убийства, кто-то был отравлен, остальные погибли от наследственного сумасшествия. Дух преступления как бы тяготел над старым домом, губя и позднейших его обитателей: мрачная драма убийства и сумасшедствия в семье Блиновых была у всех на памяти. У них никто никогда не бывал. Екатерина Ивановна ходила в полумонашеском костюме, устроила в угловой комнате «моленную», зажигала лампадки, молилась, часто ездила в монастырь. Теперь, когда двухмиллионный капитал был конфискован, осталось все-таки порядочная сумма в шкатулке да собранное с должников: старуха вздорная и тщеславная прежде, замкнулась в религиозное ханжество. Что произошло в государстве и в городе, кто с кем воевал — не хотела взять в толк, была уверена, что скоро усмирят бунтовщиков, а ей возвратят два миллиона. К сборам дочери и зятя в отъезд отнеслась невнимательно и равнодушно, а сама и слышать не хотела об отъезде.

Катерина Ивановна тоже не спала эту ночь. Когда совсем рассветало, пошла в столовую. Дмитрий разговаривал у порога с Василием, Анна ходила по комнате совсем одетая, вместо шляпки — в платке. Старуха остановилась в дверях — толстая, с мясистым, увядшим лицом, с двойным подбородком и суровым взглядом из- под нависших бровей.

— Поторапливайтесь! — говорил Василий. — Подвода у ворот стоит, и Константин Силыч с семейством с полчаса на пристань выехали. «Меркурий» вторые сутки дымит. Бают, как бы нынче не отвалил, хоша не известно, пускают ли на пароход-то…

— Нас пустят, — возразил Дмитрий: — записывались.

— Ну и слава богу! А все-таки — торопитесь!

— Ты поезжай с подводой, а мы прямиком, по лестнице сойдем, раньше тебя будем.

— Ладно.

Василий взял чемоданы, Дмитрий взвалил на плечи узел, и они оба вышли через черный ход.

В это время, как отдаленный гром, глухо донесся первый пушечный выстрел.

Катерина Ивановна перекрестилась.

Еще раз громыхнуло. Анна остановилась, разинула рот и побледнела.

Вошел Дмитрий.

— Анна, слышишь?

— Что?

— Наступление началось. Возьмут нынче город!

— А может, отсидимся на пароходе, да и назад?

Дмитрий рассердился.

— Назад?! Одиннадцать тысяч их, а белых-то — горсть.

— Мамынька, прощай! — сказала Анна и поклонилась матери в ноги.