Дом чтецов (СИ)

  Катя развернулась и отправилась в ванную комнату. Включив горячую воду, она посмотрела на себя в зеркало. Спутанные тёмные волосы делали кожу ещё бледнее, а под глазами залегли чёрные круги.

  Девушка медленно убрала волосы с шеи. Возле ключицы был виден синяк, ставший уже почти жёлтым. Она выдохнула и опёрлась руками о раковину.

  К сотруднику из социальной опеки идти уже завтра. Конечно, синяки не успеют сойти. Или ей только казалось, что регенерирующие способности организма раньше были посильнее, или же на самом деле из-за вечного недоедания синяки никак не хотели сходить. Но факт оставался фактом, и работника социальной службы вряд ли обманешь слоем тонального крема. Они видели и не такое. Конечно, её нынешние опекуны были далеко не самыми примерными родителями, но в детском доме было в разы хуже. Это Катя поняла уже очень давно. Какими бы невменяемыми алкоголиками не были бы эти люди, их непобедимым преимуществом было то, что Катя была вынуждена терпеть общение с ними лишь пару раз в месяц. А жизнь в приюте...она постоянна. И какие бы красноречивые не давались обещания побыстрее найти новых опекунов , порядочных и ответственных, девушка прекрасно знала, что такие, если и существуют, то предпочитают брать маленьких детей. Которых можно воспитать по собственному желанию, любить и баловать.

  Девушка ещё раз глянула на себя в зеркало. Она уже не была уверена, что с ней ещё можно было проделывать что-то подобное. К тому же она почти привыкла к этой квартирке и этим людям. Школа была далеко, что было несравненным плюсом, а опекуны в основном либо были пьяные в стельку и храпели на кровати, либо надирались в каком-нибудь местном притоне алкоголиков. Благо, здесь они собутыльников никогда не собирали.

  Значит, надо было что-то придумать. Катя вспомнила свой последний разговор с представителем органов социальной защиты. Тогда рассматривалась кандидатура ей нынешних опекунов. Кандидатура была настолько никудышной, что это понимал каждый. Да, это была бездетная пара с собственной жилплощадью и желанием взять ребёнка на воспитание. Но первого взгляда на них хватало, чтобы понять, что хотят они этого ребёнка не для того, чтобы его воспитывать, а для того, чтобы получать вполне приличное пособие на этого самого ребёнка, которое можно было благополучно пропить.

  Это понимала Катя, это понимал сотрудник, рассматривающий это дело. Катя помнила своё состояние, чувство обречённости и безысходности. Она сидела в маленьком обшарпанном кабинете детского дома и смотрела на мужчину в непонятном пиджаке, который качал головой и был готов с искусственной улыбкой сказать, что ей придётся остаться на попечении государства до совершеннолетия. Девушка тоже прекрасно понимала, что её ждёт с этими опекунами, не хуже самого этого дяденьки в пиджаке. А ещё она понимала, что не выживет больше в детском доме. Она прожила там уже почти два месяца с тех пор, как предыдущие опекуны от неё отказались. И понимала, что это уже лимит. Она задыхалась там, от этой бедности, от жестокости взрослых и ещё большей жестокости сверстников, а главное от замкнутых пространств. От невозможности выйти на улицу по собственному желанию, от постоянного конвоя.

  И в том кабинете она смотрела на мужчину, от которого зависело, как она будет жить следующие несколько лет и уже читала в его глазах ответ. И ответ этот был неоспорим и не в её пользу. Она вглядывалась в усталые глаза работника, в морщинку на его лбу, в абсолютное безразличие и безучастность. Катя чувствовала его эмоции. Никакого участия или жалости. Только усталость и некоторая неприязнь, направленная в её сторону: ему не терпелось быстрее покончить с ней и уйти домой, где его ждали свои жена и дети, свой Дом. Он никак не мог понять, что ей бы тоже не помешал свой дом и свобода.

  В голове у неё крутилась одна мысль:'Только не обратно в детский дом. Пожалуйста, только не туда. Они не такие уж и плохие, эти опекуны. Они не могут быть хуже, чем пребывание в детском доме'. Она смотрела прямо на сотрудника социальной опеки и всеми фибрами души хотела донести до него эту истину, хотела, чтобы он понял и поверил.

  А мужчина всё смотрел на свои бумажки равнодушным взглядом. И вдруг, в ту секунду, когда она уже мысленно кричала, у него словно расфокусировался взгляд. Он пару раз моргнул, затем посмотрел на сжавшуюся в кресле худенькую девочку.

  -Ну, они не такие уж и плохие, не так ли?- всё так же равнодушно произнёс он.- К тому же, у них вряд ли будет хуже, чем в детском доме.

  Девушка подавила крик. Мужчина почти в точности повторил её мысли. Сначала ей показалось, что он её пожалел. Что до него наконец дошло, что такое жить в детском доме, задыхаться там каждый божий день. Хотя девочка прекрасно знала, что это нельзя понять, можно только пережить.

  Но нет, ему было всё так же всё равно. Он просто словно попугай повторял примерно те же самые слова, что мысленно проговаривала про себя девушка на протяжении последних нескольких минут.