Читаем Дом, что в сердце живет полностью

Иногда мимо проходили доярки или телятницы, возвращавшиеся домой из фермы. Помню одну, что останавливалась перекинуться словом-другим. Всегда серьезная, немного мужиковатая, в темном рабочем халате, в любое время года в синем или зеленом утепленном платке. На ногах у нее было черное спортивное трико, заправленное в темные носки, а носила она или галоши, или грубоватые сапоги. Кисти рук у нее были большие и обветренные – неудивительно: тогда доили, в основном, вручную, да и вообще в деревне ухаживать за руками и не принято, и некогда. Словом, ничего общего с красивыми селянками из кинофильмов в белых косыночках и светлых в цветочек платьицах. На ферме было не очень чисто, да и работа непростая, поэтому почти все доярки и скотницы выглядели примерно так. Одетой по-другому я ее никогда не видела, такой она мне и запомнилась. Говорили, что у нее сложная судьба: шестеро детей, муж – горький пьяница, и когда он устраивает дебоши, семье приходится ночевать то в бане, то у соседей, а то и (страшно представить!) на кладбище. Женщины очень сочувствовали ей. К слову, будущее у нее тоже оказалось печальным. Пресловутое "ради детей, чтобы у них был отец" сослужило плохую службу: когда ее муж умер, хозяином в доме остался старший сын, который вскоре стал так же нещадно выпивать и выгонять пожилую мать ночами из дому. Старушка продолжала скитаться, как и прежде, по добрым людям. Хороших дней в ее жизни оказалось до обидного мало.

Нередко на скамейку выносили семечки, тогда разговаривать было еще интереснее: сравнивали, чьи семечки вкуснее, кто как жарит и это становилось еще одной темой для беседы. Иногда, в сезон, выносили целые головки подсолнуха, и ели семечки натуральные, прямо из "гнездышек". Почему-то мне нравились мягкие, недоспевшие семена. А в подростковом возрасте мы выходили на скамейку с кузенами и кузинами с магнитофоном: приоденешься и сидишь, разговариваешь, а рядом играет модная музыка – высший пилотаж! Умудрялись провести из окна дома удлинитель, чтобы любимые песни играли долго и никакие севшие батарейки не могли этому помешать!

Сейчас почему-то на скамейку выходит мало селян, а раньше вечерами была занята почти каждая вторая скамья, это было некое ежедневное деревенское развлечение. Дождался вечером стадо с выпаса, подоил корову, покормил скот, сделал домашние дела и – на скамейку. И никакой телевизор с новостями не нужен, все там! Даже если вышла только с мамой или бабушкой – рядом обязательно присядет хотя бы одна соседка, и, считай, вечер удался!

Сад, полный яблок

Во дворе, слева от ворот, был сад: в углу у забора рос огромный тополь, а рядом – яблони. Ветви одной из яблонь свисали прямо на улицу и ее плодами часто угощались проезжающие по улице на велосипедах подростки. Тополь недавно срубили – якобы его ветви мешают проходящим линиям электропередач, и это место осталось невыразимо голым, как будто не стало чего-то родного и очень важного. Он красиво шумел листвой, заодно деликатно заслоняя соседский дом, и теперь неудобно: окна в дом соседей как на ладони и рядом странная тишина.

В саду стоял небольшой домик с разной утварью, а внутри него был погреб, где хранили картошку. (По просьбе бабушки я пару раз спускалась туда за овощами, и это почему-то было очень страшно). С другой стороны домика, подальше от ворот – две большие рябины по углам вперемешку с кустами малины и ульи.

Ой, вы сени…

Входная дверь в дом с маленьким крылечком вела в небольшие сени, где на стенах висели фуфайки и старые пальто и куртки, которые можно было быстро набросить, когда нужно выйти по хозяйственным делам. Под ними – место для обуви. Пол именно в этом месте был с облупившейся краской – видимо, из-за того, что там все время ходили. Я часто мыла его: в дождливую погоду приходилось даже отскабливать грязь, потому что она слегка въедалась в трещины в полу. Также помню, что не раз красила этот пол – сначала он был светло-желтым, потом – коричневым.

Чуть дальше – окно, над которым висели шапки или шляпы пчеловода. А напротив входа был небольшой закуток, где хранили разную хозяйственную мелочь. Летом в сенях всегда пахло медом и прополисом.

Дальше шел большой коридор, без окон, потому всегда темный. Там справа от входа стоял большой сундук, о нем я расскажу чуть позже.

Слева, в чулане бабушка хранила продукты вроде мешков с мукой, сахаром, ведро, в котором ставит закваску для хлеба, доску, где раскатывалось тесто для пирогов и домашней лапши, флягу с медом и прочую домашнюю утварь. Иногда я убиралась в оранжево-черном деревянном шкафу, который там стоял, и видела много интересных вещей: старые железные подстаканники, полупустые сахарницы, в которых мог найтись не только сахар, стопку разномастной посуды, пачки чая и каких-то сушеных трав…

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное