Дом для бродяги

Он сильно осунулся. Кожа да кости… и очень бледный. Глядит в пол. Лицо вижу кое-как, он отпустил волосы, отрастил челку. Даже не кивнул в ответ. Молчит. Стукнуть его, что ли? Меня ведь он не прибьет, наверное. Еще посижу минутку и стукну. Рукой? По плечу? Так об него, об такого каменного, можно ладонь отбить. И душу… Ох, ну что за мысли! Сплошная паника и горечь. Я сказала ему давным-давно, еще в Луговой, что он не умеет прощать. Неужели за два с половиной года ничего не переменилось?

– А вот и барышня явилась, здоровенную сумку принесла. Для извинений, да? – Лицо Яркута дрогнуло и противно, нарочито расплылось в улыбке сельского дурачка Яна. – Эй, барышня-а, не мала сумка? По мне так чемодан надобен. Или целый воз?

– Сними дурака. Даже если тебе больно, сними пожалуйста. Ну что ты их натягиваешь, как плащи… это не дождь, от этого не укрыться.

Он нехотя, медленно стер улыбку Яна. Прямо руками соскреб – и мне показалось, он заодно сдирает кожу. Я чуть не вскрикнула. Но – не смогла, дышать стало нечем. И слова в ком сбились, и мысли. Что умное и уместное надо сказать теперь, чтобы два человека не разошлись в разные стороны навсегда: Яркут – пить и буянить, а Юлия…

– Ты ведь кукушонок, – вдруг припомнила я. И улыбнулась. – Точно. Вот повезло-то. Настоящий кукушонок. Исполняешь одно желание. Заветное.

– Последнее, – криво усмехнулся Яркут и отвернулся, и глянул мимо меня, в окно.

– Оно совсем заветное и самое главное. Мы расстались, так что и последнее тоже. – Я закашлялась, постучала себя по груди, но комок не пропал. Юлия вскинулась, сбегала и принесла воды. Ума не приложу, что с ней приключилось за минувшее время? Стала по-настоящему заботливая… и так еще хуже. Больнее. Пью, а горло остается сухим. Нет, вроде бы комок проглотился. Могу вздохнуть. – Вот мое желание.

Говорю для Яркута, а смотрю на Юлию. Нелепо все, неловко… Смолкаю, закрываю глаза и лишь теперь сполна понимаю выползка Якова. Он свел этих двоих ненамеренно, но и не вполне случайно. Он взрослый и умный, он увидел сразу. Это я была глупая! Хотела как в сказке. Рыцаря, и чтобы спас меня, и чтобы любил вечно. Чтобы являлся по первому слову и даже без слов, стоит на него разок поглядеть из окна высокой башни. Я и поглядела из окна, издали… хотя не была принцессой. Зато Юлия жила, как настоящая принцесса, богатая и избалованная. И бросила без колебаний всё, чтобы устроить себе и ему не сказку, а обычную жизнь. Так за что ей извиняться?

Глаза щиплет. Сейчас начну носом шмыгать, а ведь нельзя, я должна высказать свое заветное желание внятно, уверенно. Вдох…

– Яркут. Пожалуйста, выслушай. Я хочу, чтобы твой ребенок вырос в настоящей семье, где есть папа и мама, а еще домашнее тепло и доброта. И доверие. Чтобы его не бросили и не предали. Ни его самого, ни его маму. Ты не можешь отказать мне в заветном желании. Нет, не так говорю! Ты не можешь отказать себе, права не имеешь. Вот.

Открываю глаза. Ха! Оказывается, я согнулась крюком, словно у меня болит живот. Вижу ковер. Близко так, внятно… А надо разогнуться. Расправить плечи, на которые давит целая гора страхов. Но я справляюсь – и наконец вижу глаза Яркута, и боковым зрением – пятно белого перекошенного лица Юлии. Она сама еще не знала о ребенке! Оборачиваюсь к ней, сразу виновато пожимаю плечами.

– Видно мне, так уж получилось. Может, ребенок с особенным даром? Надеюсь, не в отца, хватит вам кукушек в доме. Не знала, что умею такое заметить. Но знаешь… наверное, это для меня нормально: новая жизнь еще у самого порога, она вступает в мир и как восход… разгорается, – я объясняю торопливо, никак не могу остановиться. Юлия такая бледная, что, если я замолчу прямо теперь, она наверняка рухнет в обморок. – Понимаешь, вот смотрю и думаю: будет сложно, даже если мое желание сбудется. А если не сбудется, вообще беда. Беда-беда! Когда мы познакомились, Яркут хотел знать, почему кукушки бросают детей. Я почти уверена, что нашла ответ. У них нет выбора. Уходят, когда рушится семья. Уходят без оглядки, хотя им очень больно. Нельзя загадать заветное над родным ребенком, если это – проклятие. Мама не должна делать такого. Кто угодно, только не мама.

Юлия вцепилась в меня и заревела. Я вцепилась в неё… уже и не знаю, двое нас или меньше. Мы год были чем-то целиковым, перепутанным и сплетенным. И вот, опять связаны в узел. Я совсем не хочу, чтобы Яркут сгоряча, по-мужски, разрубил этот узел, неудобный всем нам, но очень плотный.

В кабинете, кстати, делается все более шумно. Наши слезы звенят в два ручья, и целая толпа набежала, спасая особняк от потопа!

– Наставник…

– Дядька, врача позвать? Им или тебе?

– Да принесите же капли, хотя бы мои. Кошмарная истерика. Как возможно довести сразу обеих до такого состояния? Ники, иди ко мне и не суетись, они взрослые. Сами разберутся.

– Так. Мало мне одного сумасшедшего дома, во втором дела не лучше. Это особняк Ин Тарри или я все же ошибся? – сухо выговорил мужской голос. – Меня кто-то слышит?