— Арестуйте эту женщину, — приказал король. — Поместите ее в Шеннору. Она отравительница, злоумышлявшая против нашей гостьи!
Герцогиня Алларэ с бессильным изумлением поняла, что король говорит о ней.
Придворный предсказатель нужен был баронессе Брулен, как козлу штурвал.
Однако ж, из необыкновенно вежливого для столичного бездельника письма Марта уяснила две вещи: во-первых, это девица, во-вторых — одна из опального рода Къела. Предсказательница ей не нужна была тоже, баронесса не увлекалась ни гаданиями, ни толкованиями снов, ей всегда хватало молитвы и моряцких примет, но особого вреда от девчонки не будет, а, может быть, из нее выйдет неплохая компаньонка. Элибо скоро потребует всех прав и начнет управлять уже без матушкиной помощи, так хоть будет с кем болтать и проводить свободное время.
К тому же северянку было попросту жалко. Королевские затеи баронесса не одобряла и не слишком стеснялась в выражениях своего неодобрения. Язык она держала за зубами ровно настолько, чтобы ни одно ее высказывание нельзя было обратить в донос. Кривую рожу и сердитое хмыканье к письму не прикрепишь, в столицу не отправишь.
Король решил извести Старший Род на корню? А мы вот возьмем девчонку, да и будем обращаться, как подобает. Надзор, говорите? Будет вам надзор. На предмет того, чтобы вы, господа столичные, не вытворили над последней из рода чего-нибудь неподобающего.
Написавший баронессе столичный бездельник, он же — великий и могучий советник короля (в Брулене бы за такие советы голову веслом проломили), ухитрился, впрочем, сделать что-то хорошее. Спас двух мальчишек и девицу. Доброе дело, разумеется, было выполнено ровно в той манере, которую только и можно ожидать от герцога Гоэллона, который по матери — Алларэ: сначала всех казнили, а потом его высочество первый советник короля милостиво соизволил найти и вывезти в столицу троих уцелевших. Разумный человек повлиял бы на королевское решение, да хотя бы попытался помешать казни малолетних детей, — но откуда там разум, в самом деле! И на том, как говорится, спасибо — побить побили, да насмерть не убили, век твою доброту помнить буду, любезный разбойничек…
Прибывшая девица произвела на Марту весьма двойственное впечатление. Для начала баронесса глазам своим не поверила и на всякий случай их протерла, сперва пальцами, а потом и подсунутым Хенриком платком. Ей говорили о девушке, которой в первую летнюю седмицу исполнится шестнадцать. Из кареты же вышла вполне солидная молодая дама, которой Марта отродясь меньше двадцати не дала бы. Если не больше. Пятнадцатилетних соплюх она в своей жизни навидалась. Эта точно была другой породы, если Гоэллон не подшутил.
Уже высокая (а ведь наверняка и еще вымахает, если ей и вправду шестнадцать через неполную девятину), с таким лицом, словно в сугробе нашли, да оттаять не успела, со столичными манерами — на хромой козе не подъезжай. Темно-коричневое платье для верховой езды сидело так ладно, что Марта в кои веки вспомнила о том, что надето на ней самой. Вспомнила, сравнила, вздохнула, но почему-то не огорчилась. Дом у девицы отобрали, всех родных казнили — пусть хоть платьями утешается. Кажется, с опекуном прибывшей хоть в одном повезло: на наряды, карету и лошадей он не поскупился.
Марта внимательно посмотрела на къельскую орясину, а та окинула всех встречающих взглядом, моментально нашла в толпе хозяйку, стоявшую не на самом видном месте, прошла к ней, сделала реверанс и коснулась губами руки, которую баронесса сообразила протянуть, поняв, почему предсказательница не спешит подниматься. "По крайней мере, вести себя ее выучили, — отметила Марта Брулен. — Даже слишком хорошо — у нас-то тут все попроще будет. Ладно: тихоня лучше нахалки; ручки целовать отучим, главное, что место показывать не придется…".
Обустроившись в отведенных ей покоях и разложив по местам все содержимое своих сундуков, ящиков и кофров, госпожа Къела оказалась не вполне такой, как подумала о ней Марта. По крайней мере, посчитать ее тихоней было опрометчиво. Нахальной или непочтительной баронесса ее назвать не смогла бы, нет — девушка вела себя вежливо, скромно и сдержанно. Тем не менее, голосок у нее был звонкий, бодрый, а временами и строгий: особенно, когда она разговаривала со своими служанками.
Пару раз посидев с предсказательницей у камина в своей комнате, Марта пришла к выводу, что северяночка умна, не по годам разумна, отличается совершенно недевичьим самообладанием и очень твердо знает, чего хочет от жизни. Хозяйке замка это понравилось. Трепетных девиц, у которых на уме были сплошь танцы, кружева и сплетни, Марта на дух не переносила. Особенно тех, которые считали, что женщину украшает притворный обморок, писклявый голосишко и манера с визгом прыгать на стул, услышав слово "лягушка". Если, разумеется, поблизости не окажется рук, на которые можно красиво свалиться, тряхнув юбками.