Дом для меня 2

Эти вопросы бесили и унижали, гордость вступала в борьбу с сердцем, задавая один и тот же вопрос: почему он должен ради кого-то меняться? Почему должен подстраиваться под кого-то? А у сердца был один аргумент на все вопросы – это любовь и пропорциональный ей страх потери. Эта непривычная и вообще Самсону несвойственная саморефлексия выводила из себя и раздражала. К тому же Лер был закрыт и сдержан, сложно было понять, что у него в голове. Самсону все казалось, что Лер ему хочет что-то сказать, объяснить, но будто не может, будто Самсон не поймет, и это недоверие обижало и злило.

Самсон закрыл окно, которое открыл на несколько минут, чтобы впустить свежий воздух, задернул штору и забрался к Леру под одеяло, подсунул руку под подушку Лера и под спину и, сжав в локте, вынудил спящего Лера перевернуться в его сторону. Лер сонно завозился, удобнее устраиваясь на плече, и затих. Самсон не двигался, смотря на красивое, каждой черточкой любимое лицо, завитушки мягких, немного вьющихся, особенно после душа, волос, которые аккуратно перебирал пальцами и чувствовал, как сердце тонет в незнакомой болезненной нежности.

Впервые в жизни Самсону хотелось сделать кого-то, кроме себя, счастливым, но он не знал как, потому что не знал, чего Лер хочет, о чем мечтает. Их представления о счастье очевидно были слишком разными, и то, что делало счастливым Самсона, не делало счастливым Лера, скорее наоборот, как с охотой. Собственное бессилие злило и в самом себе разочаровывало, а еще пугало. Пугала фатальная Леркина самостоятельность, Самсону крайне не нравилось, что Лер снова устроился на стройку, но он не хотел душить его еще и этим, достаточно было и того, что Лер мирился с тем, что его регулярно несло на почве ревности.

Самсон понимал, что не прав, что ведет себя как идиот, да он и не вел себя так никогда, потому что никем прежде так сильно не дорожил. А теперь эти разрушающие, перемалывающие шелуху его личности и собственных представлений о самом себе чувства вывели его к каким-то новым, незнакомым стандартам личности, принимать которые Самсон не желал. Ему хотелось сделать Лера более удобным и понятным, но и то и другое было слишком сложно.

Укрыв потеплее одеялом и прижав к себе Лера покрепче, Самсон уткнулся носом в теплую макушку и заснул.

Глава 7

Звонок Жанны застал их в тот момент, когда Самсон наконец зажал Лера в прихожей между дверью на террасу и вешалкой, завешенной куртками.

– Жри, я сказал!

– Ни за что!

– Это просто, бля, барсучий жир! Ты скоро легкие выплюнешь, идиот! – рычал Самсон, пытаясь в сотый раз запихнуть в Лера несчастную ложку лекарства.

Вообще Самсон еще ни разу с Лером как с пациентом не сталкивался. Он знал про его спину, про сердце, но как-то пока это не доставляло проблем. Когда же Лер заболел, тут Самсон познал еще одну скрытую грань его личности, о существовании которой до этого не подозревал и которая оказалась сюрпризом, потому что Лер, как и Самсон, не любил лечиться и терпеть не мог таблетки. Его стратегия лечения была простой и идиотской: пить чай с медом, сделать горчичники и ждать, пока само пройдет, ну и еще закинуться терафлю, например. Самсон сам, как приверженец примерно такой же стратегии (наглотаться терафлю и ехать на работу), особо не трогал Лера, но когда кашель стал все более пугающим, взял лечение Лера в свои руки и столкнулся с упорным сопротивлением.

Самсон не был бы самим собой, если бы не переупрямил Лера (войной и угрозами), но, несмотря на лечение, Леру становилось все хуже и кашель становился все сильнее, и тут Самсон вспомнил про эффективное средство – барсучий жир. Потом Самсон сто раз обозвал самого себя кретином, потому что, когда Лер, уже открывший рот, чтобы проглотить с протянутой ложки барсучий жир, задал вопрос – что это, вместо того чтобы соврать, что это, и поскорее запихнуть средство в рот, Самсон честно ответил и стал свидетелем человеческих сверхспособностей: а именно – мгновенной телепортации Лера из-за стола на кухне в дальний угол гостиной.

– Не подходи ко мне с этой херней! – припечатал Лер, настороженно следя за наливающимися бешенством глазами Самсона.

– Эта "херня" очень полезная! – Самсон чувствовал себя родителем неразумного ребенка и уже чувствовал за собой некое право по применению ремня.

– Вот сам ее и ешь! – Лер двигался в противоположную сторону от приближающегося к нему Самсона с банкой и ложкой.

– Тебе сколько лет?! Я тебе че, должен объяснять…

– Не надо мне ничего объяснять! Я пробовал эту гадость в детстве, больше ничто и никогда не заставит меня пережить этот опыт снова!

"Ничто и никогда" случилось с Лером примерно через двадцать минут беготни двух лосей по дому.

– Нет! Нет! Нет! – Пойманный в прихожей Лер кашлял и пытался вывернуться, но лишь сползал на пол вместе с упавшей из-за потасовки вешалкой и сжимающим его в тисках Самсоном.