Дом для внука

— Умница. — Ким обнял ее за плечи и повел яа кухню. — Давай займемся ужином. Кофточку сними, облачись вот в бабкин фартук. — Он снял с гвоздя фартук, накинул ей через голову, завязал сзади тесемки, поцеловал в затылок.

В печке был чугунок с куриным бульоном и две сковородки — с жареной картошкой и с гренками. О гренках Зоя слышала только из книг, не видела их никогда и удивилась простоте блюда — поджаренные ломтики хлеба, румяные, аппетитные.

Она готовила стол, разливала по чашкам бульон, перекладывала в тарелки картошку и чувствовала себя почти счастливой. Будь она здесь хозяйкой, и счастье стало бы полным.

Ким сходил в сени, где был погреб, и принес блюдо моченых яблок.

Поставил на стол бутылку марочного вина и два бокала...

Ким снял с Зои фартук, посадил ее, сам сел напротив и разлил вино.

— Итак, слово — молодой хозяйке.

Зоя вспыхнула вся, даже уши загорелись, даже шея и треугольник груди в вырезе голубого платья. Но глаз не опустила.

— За весну! — подняв бокал, сказала она смело. — За нашу весну!

Ким заметно смутился — очень уж горячо она, из души — и выпил. Видит бог, нет здесь греха легкомыслия, другое подступает, и он не виноват, что юность так нетерпелива.

— Ты ешь, — сказал он, взяв яблоко. — Уважь повара-умельца. Бульон мне, по-моему, удался и гренки тоже. А?

— Вкусно. Ты большой умелец.

Было хорошо смотреть, как она ест, приятно, и в груди какая-то чертовщина, теплота какая-то, размягченность, и глаза у нее распахнуты настежь — пей эту синеву, ныряй в их бездонье, это твое, для тебя. И ты почему-то рад, горд этим, ! готов ко всему.

Надо же, третий десяток к концу, а рассиропился, как юноша.

— А ты сам почему не ешь? Ты же не ужинал.

— Что-то не хочется. Накурился, вероятно.

— Ты много куришь. Больше моего отца. Он не расстается с трубкой.

— Он вышел у тебя из весеннего штопора?

— Нет еще. Весенние у него надолго.

— Да, много хлопот они доставляют нам, наши родители.

Зоя засмеялась: — А мы им?

— И мы. Знаешь что, давай-ка⁴выпьем за них, за их здоровье, а?

— И ты прочитаешь стихи о весне? Те — помнишь? — старинные, Тютчева.

— С удовольствием.

Бокалы сошлись над столом и прозвенели тонко, радостно, ликующе.

— «Весна... Она о вас не знает, О вас, о горе и о зле; Бессмертьем взор ее сияет, И ни морщины на челе. Своим законам лишь послушна, В условный час слетает к вам, Светла, блаженно-равнодушна, Как подобает божествам. Цветами сыплет над землею, Свежа, как первая весна; Была ль другая перед нею — О том не ведает она: По небу много облак бродит, Но эти облака ея; Она ни следу не находит Отцветших весен бытия. Не о былом вздыхают розы И соловей в ночи поет; Благоухающие слезы Не о былом Аврора льет, — И страх кончины неизбежной Не свеет с древа ни листа: Их жизнь, как океан безбрежный, Вся в настоящем разлита. Игра и жертва жизни частной! Приди ж, отвергни чувств обман И ринься, бодрый, самовластный, В сей животворный океан! Приди, струей его эфирной Омой страдальческую грудь — И жизни божеско-всемирной Хотя на миг причастен будь!»

— Еще, — попросила розовая от волнения и вина Зоя. — Пожалуйста, еще!

На земле больше никого, кроме их двоих, не было. Только двое, только они. Единственные, близкие. Они видели себя в глазах друг друга, и глаза обоих были чисты, молоды, ярки — синие и карие. Темно-карие, почти черные.

Зоя встала первой и подошла к нему. Он поднялся и взял ее на руки.

— Выключи свет, — сказала она. — Потом.

— Нет, сейчас.

Он отнес ее за занавеску на свою кровать, щелкнул выключателем.

Весна. Самый славный день весны.

И самый серьезный.

Гуляют над землей сырые размашистые ветра, с каждым днем все выше восходит солнце, журчат по долинам, по оврагам, по дорогам и улицам сверкающие ручьи, парят-томятся сбросившие белые одежды поля, поголубел лед на большой Волге, и вот уже слышны отдаленные трески и гулкое позванивание — лед лопается и скоро освободит реку от долгого заточения. А потом зазеленеют поля и леса, вспыхнут на небе белые подушки кучевых облаков, прогремят майские грозы, и мир заполнится запахами цветущих трав и солнца.

У Зои наступила такая счастливая весна. Счастливая полно, безоглядно.

— ...Не о былом вздыхают розы И соловей в ночи поет; Благоухающие слезы Не о былом Аврора льет, — И страх кончины неизбежной Не свеет с древа ни листа: Их жизнь, как океан безбрежный, Вся в настоящем разлита...

XI

Яка пришел из магазина с поллитровкой в одном кармане и с селедкой в другом, позвал из-под крыльца Вахмистра.

— Будешь со мной за компанию, — сказал он, взяв пса за ошейник. И прикрикнул -на высунувшуюся следом Мальву: — Сидеть! У нас мужицкий разговор. Зойка придет, голос дашь. Поняла?

Мальва обиженно отвернулась.

В избе было темно и тепло. Яка включил свет, выложил на стол покупки, разделся и разулся. В распущенной рубахе, в шерстяных носках сел за стол, порезал на газете селедку и хлеб. Потом откупорил поллитру. Вахмистр вытянулся на полу перед столом, положив голову на лапы. Яка бросил ему кусок селедки. Пес понюхал, лизнул и улегся опять, глядя на хозяина.