Дом дневной, дом ночной

Я нахожусь в мрачном старом городе, полном старинных, узких каменных домов. Исследую некий феномен, а именно: в стенах домов зияют круглые дыры, и никто не знает, как они появились. Этим-то я и занимаюсь, исследую пробоины в стенах, сетчатых оградах, заборах, окнах и обнаруживаю, что они расположены в определенном порядке, образуя своего рода туннель в предметах, как будто что-то летело и пробивало брешь во всем, что встречало на пути. Я, однако, не пытаюсь установить, что это было. Меня завораживает траектория полета. Сначала мне кажется, что это «что-то» прилетело с неба, приблизилось к земле и умчалось обратно ввысь. Но факты свидетельствуют о другом — это «что-то» вылетело из-под земли и исчезло в небе. Предметам особо не мешает то, что они дырявые.

ЗАБЫТЫЕ

Я пошла к Марте. Косила у нее крапиву вдоль тропы, ведущей к ручью. Она семенила за мной, сложив на груди руки, и говорила, что Бог забыл создать многих животных.

— Например, бродю, — отозвалась я. — Он был бы весь твердый, как панцирь у черепахи, но на длинных ногах и с крепкими зубами-жерновами. Бродил бы по ручью и пожирал всякие нечистоты, тину, мертвые ветки, даже мусор, который вода несет из деревни.

И мы с ней стали вспоминать тех животных, которых по каким-то своим соображениям не создал Господь. Стольких птиц позабыл, столько зверья, которое обитает в глубинах земли. Наконец Марта призналась, что больше всего ей недостает того громадного неуклюжего зверя, который по ночам сидит на развилке дорог. Не сказала, правда, как он называется.

НЕМЦЫ

Ранним летом на лугах начинали появляться немцы. Их седые головы проплывали среди моря травы. На солнце весело поблескивали очки в тонкой металлической оправе. Имярек сказал, что немцев можно узнать по ботинкам, они у них белые и чистые. Мы за обувью не следим, относимся к ней без почтения. Наши ботинки топорные, всегда из темной кожи. А то и резиновые сапоги, боты, в которые Стасек Бахледа стряхивает пепел с сигарет. Наши ботинки — из материалов, лишь похожих на кожу, аляповатое черно-белое подражание Моде, Спорту, Улицам Европы. Наши ботинки вечно запачканы красноватой размокшей землей, скособоченные, промороженные и пересушенные.

Немцы высыпали из автобусов, которые робко, так, чтобы не бросаться в глаза, останавливались на обочинах дорог. Шли небольшими группками или парами, чаще всего парами. Он и она как будто бы искали место для любовных утех.

Заснимали на пленку пустыри, что вызывало у многих удивление. Почему не фотографируют новую остановку, новую крышу костела, а одни пустые пространства, заросшие травой? Мы частенько приглашали их на чай с чем-нибудь сладким. Они не разваливались на стульях, не просили налить еще. Допивали чай и уходили. Нам становилось неловко, когда они пытались всунуть нам в руку несколько марок. Мы боялись показаться дикарями, с этим нашим вечным ремонтом, осыпающейся на землю штукатуркой, прогнившей ступенькой на лестнице.

Куда бы они ни шли, всегда в конечном счете оказывались возле магазина, где их поджидали ребятишки и, протянув руку, клянчили конфетку. Кое-кого это возмущало и всегда оставляло неприятный осадок. В течение этих нескольких минут, пока немцы раздавали конфеты около магазина, над нашими головами колыхалось что-то очень патриотическое, окрашенное в бело-красные цвета, словно в воздух взвивался истлевший до газообразного состояния наш национальный флаг, и мы даже ощущали себя тогда назло этим конфетам поляками.

Некоторые немцы приезжали по многу раз. Некоторые приглашали деревенских (одного-двух человек, чаще всего тех, кто ухаживал за их немецкими могилами) к себе в рейх и устраивали там на работу.

А бывало иначе. Взять, к примеру, пожилых супругов, которые однажды появились в наших краях. Оба пальцем показывали нам на несуществующие дома. Позже мы обменивались поздравительными открытками к праздникам. Они сказали, чтобы нас успокоить, что семья Фрост нашим домом уже не интересуется.

— С чего это кто-то должен интересоваться нашим домом? — со злостью спросила я Марту.

А она ответила:

— Потому что он его построил.

Как-то вечером, когда мы уносили с веранды пустые чайные чашки и тарелочки от пирога, Марта сказала, что самая главная задача человека — сохранение того, что разрушается, а не создание нового.

ПЕТЕР ДИТЕР

Когда Петер Дитер и его жена Эрика пересекли границу, Петеру на ладонь села божья коровка. Он внимательно ее рассмотрел — у нее было семь крапинок. Обрадовался.

— Вот нас и поприветствовали, — сказал он.

Они ехали по странному шоссе. На обочинах стояли девушки в куцых облегающих юбочках и махали машинам.

Вечером супруги были уже во Вроцлаве, и Петера поразило то, что он узнаёт город. Только все будто потемнело и уменьшилось, как если бы они очутились внутри какой-то фотографии. В гостинице ему пришлось перед сном выпить свои таблетки, потому что сердце билось неровно, а промежутки между очередными ударами удлинялись до бесконечности.