Дом до свиданий и новые беспринцЫпные истории

Помню, были мы с приятелем в отпуске и пошли на дискотеку. Я зацепил барышню, как-то уболтал на посещение гостиницы и оставил товарища дожимать выбранную им опцию. Жили мы в соседних номерах, и я услышал как он вернулся, хлопнув дверью. Я как раз занялся реализацией моих примитивных фантазий. Тихо так, по-семейному. А вот за стенкой началась оргия и концерт хора имени Пятницкого. Наш секс на фоне этого воя быстро закончился, а вот друг мой решил побить все рекорды. Мы с подругой как-то робко пытались шутить, вот, мол, счастье у людей. Попробовали матч-реванш. На нервяке я, разумеется, не вышел даже из трех минут, а за стенкой не переставали показывать, что такое настоящий секс. Моя спутница не выдержала и сказала, что спать в этом бедламе невозможно, и уехала домой. Я надел наушники и выключился.

Утром на завтраке маэстро спросил:

— Ну как твоя пышечка?

— Ну ничего так. А ты как?

Хотя спрашивать было бессмысленно.

— Да никак. Пришел в номер и два часа порнуху смотрел. Надеюсь, не очень громко. Надо сегодня в другом месте рыбу половить.

Но вернемся в мою квартиру. Итак, она на мне, она, ну скажем так, мешает соседям спать. Скажу честно, я смирился с дискомфортом сограждан и отдался чувству собственного величия.

Да, я такой. Я лучший, детка.

Детка завелась, и мы использовали месячный запас презервативов. Все три из пачки. Когда они кончились, я наконец отполз. Я был измучен, но никогда я не ощущал себя настолько крутым в постели. Марина меня несколько изумила:

— У тебя что, больше нет презервативов?! Ты издеваешься?

Я подумал, сколько же полегло на тебе, Марина, бойцов, и проблеял:

— Нет…

Гостья была разочарована.

Я врал. Один, подаренный мамой на совершеннолетие, отложенный, так сказать, на черный день, у меня был. Но я не сдал наш с мамой секрет.

Ранним утром меня навязчиво растолкали. Я пытался вспомнить, как изображал спящего, когда мама меня будила в школу, но мама никогда не будила меня таким способом, как Марина. Она, как Архимед за рычаг, взяла меня за истерзанную плоть, повернула к себе и строго спросила:

— Может, все-таки есть?

Мне, вопервых, снова захотелось, а вовторых, снова захотелось ощутить себя Казановой. Я вдруг вспомнил, что есть.

И опять опера Набукко. На этот раз, правда, с каким-то особым финалом. Думаю, в моей школе было слышно. Марина упала на кровать и медленно произнесла, сквозь негу:

— Забил-таки гол престижа.

Мы с плотью и величием застыли.

— В смысле?

— Счет четыре — один. Я спать.

Папа у Марины был тренером по футболу.

Я решил, что секс — не мое.

Этюд спортивно-бордельный

Рано или поздно в мои рассказы о публичных домах должен был вклиниться спорт. Казалось бы, как могут переплестись игры взрослых с мячом и взрослые игры без мяча. Могут, оказывается. Результат — стрельба, полиция и плачущие жрицы любви, лишившиеся места работы. Записана история была в двухтысячных, а когда произошла, кто теперь вспомнит.

Но сначала лирическое отступление. Стеснение. Замечательное и очень человечное состояние. Как вы понимаете, без стеснения в борделе нельзя. Особенно, пока он не стал тебе домом родным. Стеснение приветствует уже при в входе в подъезд.

Петербургские публичные дома средней и средненькой руки расположены в таких же средних и средненьких кирпичных домах постройки счастливого XIX века. Почти весь двадцатый век в квартирах этого дома были коммуналки — символы СССР. Потом СССР неожиданно умер, а коммуналки выстроились в очередь на новую жизнь. Но стать борделями повезло не всем. Некоторые квадратные метры остались в состоянии «ад на гастролях», другие попали в категорию «ад на ремонте», ну и какие-то переродились в отдельные квартиры. В итоге сам дом становился коммунальным. На разных этажах одной лестницы мог жить авторитетный предприниматель, продавщица овощного, студенческая пара, арендующая комнату у какой-нибудь бабули, иностранец, которому впарили квартиру Лермонтова, и именно в ней он стрелялся с Андреем Болконским, обязательный алкоголик, заливающий всех без разбору и наконец десяток проституток в уютной атмосфере постсоветской причудливой роскоши квартиры номер 8.

Все жильцы не идиоты и знают, что квартира номер 8 — это не школа ораторского мастерства, хотя близка по духу. Более того, клиент квартиры номер 8 тоже понимает, что если он стоит у двери, а с верхнего этажа идет бабушка с авоськой, то она в курсе, зачем он здесь: «Паскуда похотливая, кобель бесстыжий». Особо малахольные начинают паниковать, изображать работника собеса или агитатора на выборах. Спрашивать: «В этой ли квартире находится музей кактусов имени Фрунзе?» Но бабку обмануть можно. Авоську нельзя. Авоська смотрит прямо тебе в душу и спрашивает: «То есть с женой мы не можем, с женой у нас только 29 февраля, скотина эгоистичная, а ей каково?»