Читаем Дом до свиданий и новые беспринцЫпные истории полностью

Дом до свиданий и новые беспринцЫпные истории

Меня всегда окружали бессовестные циники. В свое время приятель долго встречался с двумя девушками одновременно. В какой-то момент он задолбался и решил сделать выбор. Долго взвешивал все за и против, советовался, ходил к астрологу, прислушивался к тому месту, в котором у обычных людей сердце, и в итоге определился.

— Ну всё, я решил. Выбрал Алёну.

— Почему?

— Не хочу говорить, ты решишь, что я совсем скотина.

— Да ладно тебе, из-за жопы, что ли?

— Нет. Ну правда, пообещай, что не скажешь, что я идиот.

— Ты идиот. Колись.

— Я реально охренел выбирать… Сил никаких нет уже.

— Ты что, издеваешься?! Можешь уже сказать, почему Алёна?

— У нее в душе такой напор!

Женское

Из разговора с одной из средних сестер:

— Вернусь в Россию, пойду на «Трейнспоттинг-2».

— Напомни, что это?

— Это продолжение главного фильма моей юности.

— А он когда вышел?

— Первый — двадцать лет назад.

— Какой ужас.

— Почему?

— Фильм твоей юности вышел двадцать лет назад, это просто пиздец!

— Да ладно, я еще ничего.

— Господи, при чем тут ты вообще?! Как всегда, только о себе думаешь. Ты, как никто, умеешь портить мне настроение, пока.

Обожаю женщин.

Женское. Прожитое

Булошная на углу Малого Афанасьевского и Сивцева Вражка.

Захожу. Пустынно. Ассортимент — диета, умри. Пирожные, бублики, круассаны, рулеты, корзиночки, булочки… Я хочу это всё. Вожделею. Этот огонь считывают три милейшие продавщицы, и, в силу одиночности моего пикета, они все собираются по ту сторону витрины прямо напротив меня. Со срывающимся с губ азартом я почти безумно начинаю свой, как мне кажется, ЗАКАЗ ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ. Три грации закатали рукава и открыли все прилавки.

— Как все вкусно! Значит, так. Давайте для начала корзиночку с малиной…

Затем я вижу в отражении витрины свой живот. Вспоминаю утреннее взвешивание, клятвы, обеты, споры и пари. Беру себя в руки и скучно заканчиваю:

— … и всё.

Разочарование продавщиц осязаемо и видимо. Две просто осыпались, а третья со всей мудростью и прожитой болью пристыдила меня:

— А так все начиналось!.. Нельзя так с женщинами, нельзя.

Дилер

Из ночных историй, рассказанных в Стокгольме.

Герой зарисовки оказался по работе в маленькой арабской стране. Закончив дела, он решил культурно отдохнуть с использованием в некоторой степени запрещенной субстанции. Страна, как сказано, старомодная, могут и голову отрубить. Но у товарища кнопка аларм залипла в детстве. Начал спрашивать у коллег, кто отвечает за разложение и разгул. Привели дерганного араба, боящегося собственной тени. Наш друг спрашивает:

— Есть чего?

— Есть.

— Сколько?

— 500 долларов.

— Охренел! Что так дорого?!

В пять раз дороже стандартной цены в московской спецаптеке.

— Тут за это знаешь, что бывает?!

— Ладно.

Сдал деньги. Через тридцать минут араб вернулся. Он еще больше мандражировал, а глаза вращались вокруг головы, как Фобос и Деймос вокруг Марса. Дилер сунул в руки искателю приключений ТЯЖЕЛЫЙ пакет и испарился. Вес пакета изрядно озадачил. Он приблизительно в тысячу раз превышал вес заказанного товара.

Развернув, россиянин обомлел. В «газетке» была бутылка водки. В стране за поллитра можно под меч попасть, и она реально на черном рынке стоила, как самолет. Араб не обманул. О требуемых субстанциях даже речи никто не ведет. Друг напился. Ему было хорошо.

Люблю, когда меня ненавидят

Люблю, когда меня ненавидят. Прекрасное состояние. Лечу домой. Соотечественники традиционно выстроились к гейту за час. С котомками, узлами, курицей в фольге, баянами и балалайками. Стоят, как будто мест в самолете хватит не всем. Топчутся, мнутся, жмутся. Взглядом прожигают любого, пытающегося «подойти спросить». Уверен, найдется смельчак, который полезет без очереди. Его тут же разорвут на куски и съедят.

Несколько вальяжно сидящих в креслах (я развалился, как мог, у всех на виду) вызывают ярость и сладострастное ожидание торжества в момент зеленого свистка. Время приближается. Напряжение растет. У первого десятка на лице уже практически оргазм. Сейчас они войдут и сразу сядут одной жопой на двадцать кресел, а их барахло сложат в кабину пилота.

Наконец к стойке подходит гражданка, игравшая надзирателя в плохом кино про войну, и сообщает, что первыми к проходу приглашаются товарищи с двадцатого по тридцатый ряд, остальные могут перекурить, оправиться.

Я медленно и так, чтобы все видели, плыву мимо очереди торопыг, одаряю улыбкой каждого и прохожу в самолет третьим. Из первого десятка нужного билета не оказалось ни у кого!

Вы бы видели эти перекошенные лица. Я спиной чувствовал их любовь. Давно не было так хорошо.