Я шагнул к ней, и слезы заструились у меня по щекам. Однако она покачала головой, как бы желая сказать, что оплакивать нечего. Тогда я осушил глаза и нежно заговорил с нею. «Куда я попал, женушка? Я не знаю такого места – разве что это алхимический сад, изображения коего есть в моих книгах».
«Нет, это не сад алхимиков. Это сад истинного мира, и среди здешнего многоцветья мы увидим прекрасную розу и жгучую крапиву, робкую лилию и колючий терновник, высокую лозу и низкие кусты. Их уроки ты должен затвердить наизусть, ибо что толку в знаниях, если они не помогают жить?»
«Словно зерно, тихо лежащее в почве природы, пока его не пробудит и не воскресит тепло духовного солнца, стану я внимать тебе и цвести под лучами твоих наставлений». Затем я объяснил ей, что ни прежние мои учители, ни прочтенные мною книги не поведали мне тех истин, к коим я столь жадно стремился.
Она весело рассмеялась. «Я знавала людей, которые с презрительным фырканьем отвергли бы совет, данный женою».
«Но к ним нельзя причислить того, кто возносит дарителю мудрости смиренные мольбы, прося наконец осенить его подлинным светом».
«Что ж, двинемся навстречу ветрам этого мира. Южный ветер чреват вредными и гнилостными испарениями, однако в сем саду его не бывает. Северный ветер исцеляет от колик, западный нагоняет меланхолию, но восточный всегда мягок, приятен и свеж. Ты увидишь, какой из них будет овевать тебя во время нашей прогулки».
И мы пошли в сад, где нашим глазам вновь открылось несметное количество цветов, среди коих были веселая маргаритка, преданная лаванда и благородная лилия. «Как я хотел бы получить в дар от Бога ключ к этому месту, – сказал я. – Оно мне милее самого прекрасного чертога».
«Но у тебя есть сей ключ. Разве ты не знал и разве твои высокоумные сочинители ни разу не поведали тебе, что цветы и растения суть образы внутреннего мира? Посмотри, как в бутоне розы прячется гложущий ее червь. А шипы на ее стебле говорят нам о том, что не бывает сладости без горечи и наслаждения без скорби. А теперь взгляни на виноградную поросль, оплетающую вязы на дальнем берегу».
«И что же нового должен я почерпнуть из сего зрелища?»
«Да ведь это не столь уж для тебя ново. Как садовник сочетает браком вяз и виноградную лозу, так истинный философ умеет обвенчать землю с небом, то есть элементы дольнего мира с духовным могуществом горнего. Не пойти ли нам туда и не нарвать ли букет фиалок? А может, дамасских роз? Что лучше? Чему ты отдаешь предпочтение – красивым цветам перед благоуханными или аромату перед зримым великолепием? Собирая те или другие, ты выкажешь свою потаенную страсть».
«Но разве не следует ценить их в равной мере? И те и другие всегда свежи и молоды, однако никогда не остаются прежними. Все прочее подвержено увяданию, гибели и тлену; но в этих цветах обитает дух – дух красоты, дух вечной прелести, именуй его как угодно, – который горит неугасимым пламенем, подобно сияющему маяку или искристому факелу; сей дух способен пребывать и в том, что ты нарекла ветрами мира».
«Теперь я вижу, Джон Ди, что ты начинаешь постигать тайную грамоту природы. Идем же. Куда мы отправимся – под сень широколиственных дубов или в солнечный виноградник? А если твои ноги устали, мы можем отдохнуть в беседке. Согласен ли ты со мною?»
«Да, – сказал я. – Если я и устал, в сем благословенном месте ко мне быстро вернутся силы. Не войти ли нам вон в ту рощу, где трава еще влажна от росы?»
«Некоторые зовут эту росу слезами мира. Но чу! Слышишь, как малые птахи славят Господа своим счастливым щебетом? Для созданья божественной гармонии нужен порядок – имеется такой порядок и здесь. Знаешь ли ты, что дрозд никогда не поет вместе с соловьем, дабы избежать неблагозвучия? Так какую птицу ты более всего хотел бы послушать – соловья, коноплянку, зяблика, дрозда, жаворонка или воробья?»
«Я не люблю воробья, ибо его пение не ласкает слуха».
«Однако его шаловливая резвость снискала ему имя Венериной птицы».
«Так значит, вся живая природа есть символический образ человечества?»
«Не только человечества, но и тех ангельских воинств и духовных сил, что приводят в движенье небесные сферы».
«Тогда я хотел бы остаться в этом уголке навеки. Я точно кузнечик – порожденный травою, он скорее умрет, чем покинет ее».
«В таком случае я уподоблю себя черепахе, ибо она всегда хранит верность разлученному с нею супругу».
Тут я вздохнул и едва не заплакал снова. «Женушка, милая женушка, скажи мне, призрак ты или живое существо, вновь ступающее по земле? Конечно, ты лишь воплощение чистого духа, ибо, увы, я видел твою смерть собственными глазами».