– Да нет, ничего. Просто я думал, что именно привлекает меня в том… ну, в том самом. Я никогда толком этого не понимал. Иногда мне чудится, что я раскапываю в себе какой-то сгинувший город. Понимаешь, о чем я говорю? – Он встал со стула и принялся ходить вокруг меня. – Почему все так таинственно, так умело спрятано? Как то заделанное окно наверху. – Он остановился. – Здесь ведь наверняка есть заделанное окно, или я не прав? – Он снова начал расхаживать по комнате, еще более возбужденный, чем прежде. – Мы считаем, будто внутри нас кроется какая-то таинственная золотая сердцевина. Что не подвержена ни ржавенью, ни тленью. Помнишь, откуда это? А ну как мы найдем ее – не окажется ли она обманкой, пиритом? – Он подошел к одной из старых стен и провел своей изящной рукой по ее рябоватой каменной поверхности. – Когда я переодеваюсь, я, должно быть, выгляжу дураком. И все-таки это часть меня. Я испытываю от этого странное удовольствие. Как от секса, только без него самого. Совершенно ничего не понимаю.
Мне надоело слушать его откровения, и я решил переменить тему.
– Это правда, что ты сказал о радикалах?
Он повернулся ко мне лицом.
– Конечно, Лондон – родина чудаков. В восемнадцатом веке группа гомосексуалистов развела в Тайберне костры и спалила виселицы. Потому-то публичные казни и перенесли в Ньюгейт. – Он улыбнулся и снова сел на стул. – Боюсь, я гораздо более робок.
Я понимал, что он и сейчас не договаривает всего до конца, но мне по-прежнему не хотелось проникать в суть его навязчивых идей; это было бы чересчур болезненной операцией, ненужной крайностью. Он почувствовал мое беспокойство и взмахнул рукой, точно подводя черту.
– А теперь, – сказал он, – мы должны, как в настоящей истории с привидениями, обследовать чердак старого дома.
– Но здесь нет чердака.
– Хм. А как насчет подвала?
– Там мы уже были.
– Верно. А чулан под лестницей?
– Отсутствует.
– По-моему, там найдется хотя бы шкафчик.
Мы отправились в прихожую; как он и предполагал, под лестницей, за панельной перегородкой, обнаружился небольшой чуланчик. Сначала я не заметил маленького шпингалета сбоку, но Дэниэл опустился на колени и тут же открыл его. У меня создалось впечатление, что ему и не надо было искать защелку.
– Как ты догадался, что тут есть чулан? – спросил я.
– Под лестницами всегда бывают каморки. Ты что, не читал леди Синтию Асквит? – Но в этот миг я понял, что он прекрасно знает мой дом. – Ага, – теперь он заговорил быстрее. – Трубы. Интересно, вода поступает к тебе прямо из подземного Флита? Это объяснило бы твое поведение.
– Какое еще поведение?
– Эй, а это что такое? – Слегка напрягшись, он выволок наружу деревянный ящик, прикрытый куском черной материи. Пока он стягивал ее, я отвернулся. – Игрушки, – сказал он. – Детские цацки. – На мгновение я закрыл глаза. Когда я повернулся снова, он вынимал оттуда картонную рыбку с жестяным крючком; рядом лежали кукла из тех, что надеваются на руку, и волчок. Я поднял маленькую книжку – ее страницы были сделаны из какой-то блестящей ткани.
– Это я помню, – сказал я, глядя на букву «Д», по которой карабкался ребенок.
– Что?
– Теперь я вспоминаю кое-что из своего детства. Это мои игрушки. Но откуда они взялись в этом доме?
Вдруг раздался громкий стук в парадную дверь; он был таким неожиданным, что мы на миг вцепились друг в друга. «Мэтью! Мэтью Палмер! Где там мое дитятко?» – это кричала в почтовый ящик моя мать, и в смятении я запихнул игрушки обратно в чулан и закрыл его: мне не хотелось, чтобы она увидела их у меня в руках. Дэниэл встал – он показался мне необъяснимо смущенным, – а я поспешил к двери; мать подставила мне щеку для поцелуя, и я уловил исходящий от ее кожи запах «Шанели». Этими же духами она пользовалась в годы моего детства.
– Миленок там машину ставит, – сказала она. – Может, и вовсе сюда не доберется. – Я представил ей Дэниэла, и она взглянула на него со странной смесью любопытства и отвращения. – Кажется, мы с вами встречались?
– По-моему, нет.
– Что-то в вас есть знакомое. – Она была словно озадачена. – Еще минутку, и вспомню.
Внезапно в холле возник Джеффри, и Дэниэл воспользовался секундной заминкой, чтобы улизнуть. Он опять показался мне каким-то пристыженным, а мать проводила его мрачным взором. В этот момент я заметил, как она постарела: она явно сбавила в весе, а ее правая рука легонько дрожала.
– Ну вот, – сказала она. – Покажи-ка нам с миленком свой дом.
Я подошел к двери и проследил, как Дэниэл отворяет калитку и, не оборачиваясь, торопливо уходит по Клоук-лейн. Мне вдруг захотелось поглядеть на дом сбоку; обогнув угол, я увидел на верхнем этаже заложенное кирпичом окно. Он знал о нем, точно так же как знал о чулане под лестницей. Теперь мне стало ясно, что он хорошо здесь ориентировался и, должно быть, нарочно привел меня туда, где хранились мои детские игрушки. Но разве такое возможно? Откуда ему все знать?