«С превеликим удовольствием», – отозвался тот; но я уверен, что он не мог не услышать, как Джон Овербери пробормотал мне, прикрыв рот рукою: «Ну и задница у него, верно? Страсть сколько места ей надобно». Не знаю, откуда набрался он такой наглости, но я уж давно отчитал бы его хорошенько, если б не подозревал, что, прибегнув к какой-то коварной уловке, он застиг меня тут намеренно. А посему я решил покуда смолчать.
«Всем известно, что вы чересчур много трудитесь, – прошептал он мне, когда актеры начали выходить на сцену. – Приятно видеть вас в театре, на отдыхе».
Тем временем перед нами явилась целая вереница благородных персонажей, облаченных в пышные наряды темно-красного, синего и желтого цветов. По их платью и осанке я понял, что это действующие лица исторической трагедии, и приготовился выслушать пролог на тему круговращений бытия. Персонажей было семеро, подобно сферам над нами, и выступали они весьма торжественно: вот так с помощью живых картин и зрелищ можно отобразить глубочайшие мировые закономерности. Один из главных героев в королевской мантии шагнул вперед, чтобы обратиться к нам, но тут Джон Овербери склонился ко мне и указал на толпу. «Видите Мэрион? – спросил он. – Знаете ее? Вон ту, что задрала юбку чуть не до пояса, дабы все могли полюбоваться ее дивными точеными ножками?» Я устремил взор в ту сторону и увидал среди публики цветущую девицу. «Она родилась под знаком Венеры, – продолжал он. – Гляньте-ка, один уже строит ей глазки. Видите, около нее вьется какой-то старый потаскун?»
«А хитрец-то знает здешние обычаи – небось не впервой подбирать себе подружку. Видите, как он заманивает ее сверканьем своих золотых перстней?»
Я снова изготовился внимать сладкозвучной речи актеров, ибо к королю приблизился отрок, несущий факел мудрости.
«А что это за важнецкий господин, доктор Ди, – вон там, сбоку от нас? Вы с ним знакомы?»
Я не откликнулся, хотя слышал его хорошо: я не мог оторвать глаз от сцены, ибо актеры повернулись в танце и король вновь выступил вперед.
Прочего я не расслышал, так как Овербери снова зашептал мне на ухо: «Видите вон того, в плаще с широкими рукавами? Сразу ясно, что он любитель мальчиков. Разве не правду говорят, что театр – истинная школа жизни?»
Когда я опять посмотрел на сцену, там произошла резкая перемена, ибо теперь старый король, одетый в платье обычного покроя, был простерт на ложе, а виолы и трубы возвещали о пришествии его сына.
Засим принц, облаченный в синие с белым одежды, подошел к нему вплотную и поразил отца шпагой, что означало убийство; наверное, в этот миг на деревянные доски был опорожнен бычий пузырь с кровью, ибо жидкость пролилась далее с края помоста, а виолы и трубы зазвучали снова, на сей раз более тревожно. Джон Овербери глазел на это разиня рот и соблаговолил молчать вплоть до самой интерлюдии, когда четыре фигуры со знаменами, олицетворяющие Смерть, Вину, Месть и Неблагодарность, выступили на сцену, а затем принялись вопрошать друг друга о смысле происходящего.
«Поясните мне это, мой добрый доктор», – сказал Овербери, озадаченный их беседой, слишком глубокой для его куцего умишка.
«В этом пафос всего зрелища, – отвечал я. – Разве ты не понял, что кровь короля символизирует неорганическую природу металлов, а сама шпага означает преображение огнем?»
«Накажи меня Бог, если понял. Но кто ж эти величавые фигуры?»
«Они назвали себя. Кроме того, сия четверица представляет собою четыре звезды, или materia prima [54] философского камня. Что еще осталось тебе неясным?»
«Ох, сэр, это загадка, непосильная для моего ума».