Дом доктора Ди

– Я знаю, что вас заинтересует, Мэтью. Вы помните, что я работаю в районе будущих лондонских новостроек? – Он уже много раз говорил мне, что исполняет функции топографа на прокладке одного из восточных «коридоров» города. – Недавно мы наносили на карту русло старой реки Соукен – надо было удостовериться, что там не произойдет оседания. Она течет от Уолтем-форест вниз, через Бетнал-грин и Шадуэлл. Понятно, где это? – Я кивнул, хотя слушал его вполуха; я глядел на окно спальни матери. – Мы изучали старые сливные каналы, которые туда впадают, и кое на что наткнулись. – Теперь он завладел моим вниманием, и мы присели на деревянную скамейку перед лужайкой. – Мы нашли несколько узких туннелей, где-то между Уоппингом и Шадуэллом. Конечно, сначала я подумал, что они были построены вместе с каналами, но потом сообразил, что их направления абсолютно друг другу не соответствуют. Абсолютно. И мы решили пройти по одному из них – там было сыро, и скользко, и дух тяжелый, но мы к этому привыкли. И тогда мы наткнулись на удивительнейшую вещь. – Мать помахала из своего окна, и я помахал ей в ответ. – Мы выбрались на открытое место, и там лежали какие-то старые камни. Один походил на кусок колонны, а другой – на булыжник из мостовой. Понимаете, стертый ногами. А еще там был обломок арки – просто валялся на земле. Что вы об этом думаете? – Я думал только одно: обнаружен погибший город. Восстановлена какая-то часть прошлого.

В этот миг кернтерьер моей матери стремглав вылетел из дому и приветствовал нас пронзительным лаем. Прежде я никогда толком не обращал внимания на этого пса, но теперь увидел, какой он живой и веселый. В саду, мире земли и воды, он выглядел порождением мира огня. Но существует ли место, где можно примирить все стихии, где призраки и реальные люди, древние города и нынешние, мои прошлая и настоящая жизни, моя мать и я смогли бы объединиться в любви? Джеффри поднял песика, и тот пылко лизнул его в лицо.

– Мне уже пора, – сказал я. Он хотел встать и проводить меня, но я положил руку ему на плечо. – Нет, Оставайтесь с собакой. Я только зайду к матери.

Она ждала меня на кухне, и мы в первый раз обменялись рукопожатием. Это был очень странный жест, но отчего-то он показался нам уместным. Затем я поцеловал ее в щеку.

– Я еще появлюсь, – сказал я.

Я вышел из дома и уже шагал по Вулфстан-стрит, когда меня захлестнула первая волна чувства. Что-то поднялось во мне и бросило меня на кирпичную стену соседнего сада. Я словно пытался удержаться на поверхности ощущения гораздо более мощного и глубокого, чем все мои собственные душевные порывы. Оно наполнило меня, а потом, спустя несколько мгновений, исчезло. Я все еще стоял, прислонившись к стене, и теперь поднес руку к лицу. Вскоре я завернул за угол, на Брейбрук авеню, и направился к «Илинг-Бродвею». В этих местах прошло мое детство, которое я раньше презирал и отвергал, но сейчас я испытывал странное умиротворение и даже радость. Я видел, как девочка переводит через дорогу старика, и слышал, как кто-то поет неподалеку. Мне кажется, что именно тогда я начал жалеть своего отца.

Келья прозрений

«Очистились ли вы, мистер Келли? Вы хорошо знаете, что, если предпринимающий сие не чист, он навлечет на себя кару».

«Я воздерживался от соития в течение одного дня и одной ночи. Я не грешил чревоугодием. Я вымыл все тело и остриг ногти».

«Тогда смело переступайте порог. Это место священно». И мы вошли в свою тайная тайных, гадальню или келью прозрений, неся с собою кристалл, каковой я с должным благоговеньем возложил на шелковую ткань. «Сядьте за опытный стол, – промолвил я, – и изготовьтесь ко всему, что может быть увидено или услышано».

«Нет ничего более тяжкого, доктор Ди. Сей труд изнуряет меня».

«Что ж, покуда вы еще крепки». Я стал за ним на своем обычном месте, хотя мне не дано было узреть что-либо in crystallo. «Вы еще ничего там не видите?»

«Нет. В камне не видно ничего, даже золотой завесы».

«Прозрачность камня такова, какою ей надлежит быть по природе?»

«О да».

«Значит, мы должны преисполниться веры и ждать, ибо в наших руках огромная сила. Мы постигли многое и постигнем еще больше».

«Теперь я вижу в камне золотую завесу, – прошептал Келли немного спустя. – Она не шевелится. Нет, шелохнулась. Она словно бы далеко-далеко от меня, а между завесой и своим передним краем камень прозрачен. Под завесой я различаю ноги людей до колен. Сейчас все замерло».

«Наберитесь же терпенья, мистер Келли, ибо картины сии чудесны».

И мы вернулись к своему бдению. Каждый сеанс занимает день, но поскольку всякая попытка сопряжена с величайшими предосторожностями и трепетным волнением, мы входим в эту комнату лишь однажды в неделю. Кроме того, многое требует истолкования, и смысл всего увиденного открывается мне только по мере просмотра моих книг: сии истины не следует схватывать с жадностью, уподобляясь псам, треплющим за уши медведей в Парижском садике.