Дом (др. перевод)

Яйцо задрожало, затряслось, и Дэниел вскочил на ноги, качаясь на неустойчивых прутьях гнезда. Мать слезла с яйца и помогла ему выбраться из гнезда.

Яйцо снова задрожало, задергалось, подпрыгнуло.

Внезапно оно раскрылось, и из него… ничего не вышло.

Лицо матери расплылось в блаженной улыбке, и она начала таять. По мере того как она медленно исчезала, на ее голову возвращались волосы и она становилась все больше похожа на ту мать, которую помнил Дэниел. Он потянулся к ней, но ее руки прошли сквозь ее руки, встретив только пустоту.

– Я тебя люблю, – сказала мать. – Мы все тебя любим.

– И я вас люблю!

– Встретимся в… – начала было она.

И полностью исчезла.

В Доме сгустился мрак, внутри стало темно, словно выключили освещение, пустой мир снаружи полностью растворился. Дэниел ощутил панику; он не знал, что ему делать. У него из головы не выходили Марго, Тони…

…и он снова оказался у себя дома, в спальне. Он стоял в ногах кровати и смотрел на спящую Марго.

Дэниел растерялся. Он был сбит с толку. Где-то в глубинах подсознания, несмотря на поверхностный слой скептицизма, наложенный современной жизнью, он предполагал, что после смерти все тайны разъяснятся, ответы на вселенские вопросы и метафизические проблемы, терзавшие человечество на протяжении всей истории и бывшие отправной точкой всех религий, тотчас же откроются – и он превратится в мудрое, просвещенное, любящее создание, кардинально отличающееся от того обыкновенного среднего парня, каким он был при жизни, и многократно его превосходящее.

Однако Дэниел оставался тем же самым, каким был раньше, не став другим, не став ни более умным, ни более просвещенным.

А только мертвым.

Если сложить воедино все, что было ему известно и о чем он мог догадываться, получалось, что Донин изгнала или убила обитателей всех остальных Домов, оставив их пустыми, тем самым разрушив заслон и открыв границу, чтобы мертвецы и прочие обитатели Потустороннего Мира вторгались в мир материальный, физический. Биллингс, служитель Домов, упорно сопротивлялся, затыкая все бреши в угасающих Домах, укрепляя рушащийся заслон, даже не подозревая о существовании девочки. Несмотря на отчаянные попытки Донин запугать бывших обитателей Домов, не дать им вернуться, они откликнулись на призывы Биллингса и Домов, и целостность границы была восстановлена и два мира снова оказались разделены. Но девочка убила Биллингса, а теперь последовательно пытается уничтожить остальных. Почему? Что ею движет? Чего она хочет добиться? Какова ее конечная цель? Дэниел не знал этого.

Ему вспомнились слова Марка: «В волшебстве нет логики». Тогда он не обратил на это замечание внимания, но теперь оно казалось ему мудрым. У него возникло чувство, что действиям девочки нет рационального объяснения, что ему ни за что не понять, что ею движет.

Однако, какой бы ни была цель Донин, Дэниел знал, что ее дело неправое, что она замыслила зло.

Ему хотелось знать, что сталось со Сторми, Марком, Нортоном и Лори. Неужели всех их так же, как и его, заманили в ловушку, стоившую им жизни? И все они убиты? Мать сказала, что мертвый не сможет убить Донин, что остановить девочку способен только живой человек, и Дэниел предположил, что первоочередная задача Донин заключается в том, чтобы убить всех пятерых, тем самым обезопасив себя. Оставалось загадкой, почему она не расправилась с ними сразу же, почему позволила зайти так далеко, почему не убила еще до того, как они вернулись в свои Дома. Быть может, их оберегал Биллингс… Быть может, способность девочки причинять зло не распространялась за пределы стен Домов…

Дэниел посмотрел на Марго. Жена крепко спала, даже не подозревая о том, что его уже нет в живых, что он никогда не вернется. Его захлестнула тоска, и ему захотелось расплакаться, вот только он не знал, кого ему больше жалко, Марго или себя самого. Наверное, ему было жалко обоих, жалко преждевременной гибели их взаимоотношений.

Однако плакать Дэниел не мог. Чувства были на месте, а вот физическая способность отсутствовала, и он стоял, глядя на жену, не в силах выразить свои ощущения.

Протянув руку, он погладил Марго по щеке. Его пальцы не прошли сквозь нее, остановились, наткнувшись на кожу, однако ощущения прикосновения не было. Дэниел не почувствовал ни тепло тела, ни гладкость кожи. Щека жены оказалась просто препятствием. Однако стены, разделявшей их, больше не было, и хотя Дэниел теперь не мог чувствовать Марго так, как чувствовал ее за секунду перед тем, как его затащило обратно в Дом, уже от одного того, что он находится рядом с ней, ему стало лучше, стало хорошо.