Дом (др. перевод)

– Ты меня не критикуешь? Черта с два, именно этим ты и занимаешься! И, к твоему сведению, в этом году мы ставим «Компанию» Сондхейма[6]. – Посмотрев на мужа, Кэрол сверкнула глазами. – И не вздумай говорить, что нам эта постановка не по силам!

– У меня и в мыслях этого не было, – возразил Нортон.

Однако на самом деле он собирался сказать именно это. И спасло его только то, что жена говорила гораздо быстрее и не дала ему рот раскрыть.

«Почему я так себя веду? – подумал Нортон. – Что заставляет меня нападать на жену, принижать ее способности, издеваться над ее достижениями, порочить все то, что она делает?» Он вовсе не считал себя умнее и талантливее Кэрол, как она часто намекала. В то же время нельзя было сказать и то, будто он страдает комплексом неполноценности и стремится выместить это на окружающих. Нет, все было проще. Проще – и в то же время гораздо сложнее.

Нортону доставляло удовольствие делать людям больно.

Муравьи.

Шумно вздохнув, он уставился в тарелку с пюре. Ему было очень нелегко сделать это признание, дать себе четкую убийственную оценку, честно сказать, что у него есть качества, которыми он предпочел бы не обладать. Мало кто мог распознать в себе подобные низменные, предосудительные побуждения…

«Господи! – подумал Нортон. – Я ведь даже хвалюсь этим, поздравляю себя с тем, что разглядел в себе мерзавца!»

Черт возьми, что с ним происходит?

Все началось с этих проклятых муравьев.

Нортон поднял взгляд на сидящую напротив Кэрол.

– Извини, – пробормотал он. – Просто я… просто день выдался тяжелым.

– Я имею в виду не только сегодня, – сказала Кэрол.

– Понимаю, понимаю…

– Нет, ты ничего не понимаешь.

– Кэрол, что ты от меня хочешь? Я уже извинился перед тобой.

– Порой ты бываешь заносчивым эгоистом и не замечаешь никого вокруг.

– Я…

– Прямо сейчас я не хочу с тобой говорить, Норт. Просто заткнись и доедай ужин.

Они молча закончили ужин, после чего Нортон отправился в гостиную смотреть документальный фильм о Гражданской войне, а Кэрол удалилась на кухню.

Закончив проверять последнюю контрольную, Нортон, покачав головой, положил тетрадь в стопку. Конечно, он не ожидал высоких результатов, однако итоговые оценки оказались еще хуже, чем он предполагал.

Похоже, дети с каждым годом становились все тупее и тупее.

Вздохнув, Нортон взял чашку и допил последний глоток остывшего кофе. На самом деле его ученики не были глупыми, однако они были необразованными и не имели желания учиться. У них не имелось наставника, который указал бы им, что и почему они должны знать. Нортону приходилось слышать, как нынешних подростков называли «поколением после всеобщей грамотности», и эта характеристика точно описывала суть происходящего. Они не читали, не были знакомы с основополагающими фактами и мыслями, лежащими в основе западной культуры, и даже не следили за текущими событиями, но в то же время имели энциклопедические познания в телевизионных сериалах и низкопробной поп-музыке. Даже лучшие ученики обладали каким-то извращенным умом: воспитанные на средствах массовой информации дети, интересующиеся одной банальностью, интеллектуальной валютой своей эпохи.

Такое положение дел было крайне печальным.

Нортон протер воспаленные глаза и поднял взгляд на часы над книжным шкафом. Полночь. Кэрол легла спать несколько часов назад, и ему тоже давно пора, но сначала был фильм про Гражданскую войну, потом нужно было проверять контрольные, и вот теперь уже наступил четверг. Нортон встал из-за стола и потянулся. Конечно, можно было поступить так, как поступили бы на его месте большинство коллег-учителей: отложить проверку контрольных на завтра. Или можно было бы вместо контрольной устроить тест и поручить проверку работ автомату.

Однако Нортон не собирался отступать от своих принципов, менять сложившуюся годами концепцию преподавания. И хотя он смертельно устал и сможет урвать лишь несколько часов сна, по крайней мере, завтра он пойдет на работу с чистой совестью.

Пройдя на кухню, Нортон поставил чашку в посудомоечную машину, затем направился в ванную, чтобы снять зубной протез.

Когда он вошел в спальню, Кэрол спала мертвым сном и храпела. Она не проснулась даже тогда, когда он зажег свет. Нортон разделся, аккуратно сложил одежду и положил ее на деревянную тумбочку из кедра в ногах кровати, после чего снова погасил свет. Добравшись на ощупь до кровати, забрался под одеяло.

Кэрол застонала во сне, заерзала, перевернулась на другой бок.

Тело жены было теплым, чуть ли не горячим. Она частенько называла Нортона «трупом» за то, что его тело всегда было холодным, и ему приходилось улыбаться, поскольку это было недалеко от истины. Он преуспел в жизни, и долгие годы потворства своим слабостям превратили его в полную развалину. Он был старым и сознавал это. Его нисколько не удивило бы, если б у него отказало сердце, печень или какой-нибудь другой орган.