Дом духов

– Подождите меня здесь, дон! – приказал он французу, который вовсе не намеревался сопровождать его.

Эстебан Труэба побежал в конюшню и вскочил на коня, не седлая его. Он ехал, тяжело дыша от негодования, сжавшись от напряжения, а сердце его точно мчалось галопом. «Я убью их обоих», – повторял он как заклинание. Он выехал в том направлении, какое ему указал француз, но ему не понадобилось добираться до реки, потому что посередине дороги он встретил Бланку, которая возвращалась домой, тихо напевая, с растрепанными волосами, в перепачканном платье, с тем счастливым видом человека, которому ничего больше в жизни не нужно. Увидев свою дочь, Эстебан Труэба не смог сдержать гнева и поехал прямо на нее с хлыстом в руках; он бил ее безжалостно, нанося удар за ударом, пока девушка не упала, неподвижно вытянувшись на глинистой дороге. Отец соскочил с лошади, встряхнул ее, чтобы привести в чувство, выкрикивая все известные ругательства и в придачу те, что придумал в порыве злости.

– Кто он? Скажи его имя или я убью тебя! – требовал он.

– Никогда не скажу, – рыдала Бланка.

Эстебан Труэба понял, что ничего не добьется от дочери, которая унаследовала его собственное упрямство. Он увидел, что, как всегда, хватил через край. Он поднял ее на лошадь, и они вернулись домой. Предчувствие беды и лай собак подняли Клару и слуг, все они стояли в дверях с зажженными свечами. Единственным, кого никто не видел, был граф. Он воспользовался суматохой, собрал свои чемоданы, запряг лошадей и в экипаже отправился прямо в отель.

– Что ты сделал, Эстебан, боже! – вскричала Клара, увидев свою дочь в крови и глине.

Клара и Педро Сегундо Гарсиа на руках отнесли Бланку в ее комнату и уложили на кровать. Управляющий смертельно побледнел, но не произнес ни слова. Клара умыла дочь, наложила холодные компрессы на кровоподтеки и хлопотала над ней, пока ей не удалось успокоить девушку. Оставив ее, она пошла к мужу, который заперся в кабинете, в ярости нанося удары хлыстом по стенам, ругаясь и пиная ногами мебель. Увидев Клару, он обратил весь свой гнев на нее, обвинил ее в том, что она воспитывала Бланку без всякой морали, без религии, без принципов, как распущенную атеистку, даже хуже, без чувства чести своего класса, потому что можно было бы ее понять, если бы она делала это с кем-то из хорошей семьи, а не с мужланом, болваном, сумасшедшим лодырем, ни на что не годным.

– Я должен был убить его, когда это пообещал! Спать с моей дочерью! Клянусь, что как только встречу, я кастрирую его, даже если это будет последнее, что я сделаю в своей жизни, клянусь своей матерью, он пожалеет, что родился!

– Педро Терсеро Гарсиа не сделал ничего, чего не делал ты, – спокойно сказала Клара, когда смогла прервать его. – Ты тоже спал с девушками не твоего класса. Разница лишь в том, что он это сделал по любви. И Бланка тоже.

Труэба посмотрел на нее, остолбенев от изумления. На мгновение его гнев, казалось, выдохся, и он почувствовал себя осмеянным, но тут же кровь бросилась ему в голову. Он потерял контроль над собой и ударил Клару кулаком, отбросив ее к стене. Она молча рухнула. Эстебан очнулся, бросился к ней, рыдая, бормоча извинения, называя ее ласковыми именами, которые употреблял только в самые интимные минуты, не понимая, как он мог поднять руку на нее, на ту, которая значила для него все и кого, даже в самые тяжелые мгновения их жизни, он не переставал уважать. Он подхватил ее, нежно усадил в кресло, намочил платок, приложил его ко лбу и попытался дать ей воды. Наконец Клара открыла глаза. Из носа текла кровь. Она открыла рот, выплюнула на пол несколько зубов, и струйка окровавленной слюны побежала по подбородку и шее.

Едва Клара смогла выпрямиться, она оттолкнула Эстебана, с трудом поднялась и вышла из кабинета, стараясь идти прямо. За дверями стоял Педро Сегундо Гарсиа, он поспешил поддержать ее, когда она покачнулась. Почувствовав его рядом, Клара доверилась ему. Уткнулась распухшим лицом в грудь этого мужчины, который в трудные минуты ее жизни был рядом, и заплакала. Рубашка Педро Сегундо окрасилась кровью.

* * *

Клара никогда в жизни больше не заговорила с мужем. Она перестала пользоваться его именем, взятым после замужества, и сняла с пальца тонкое обручальное кольцо, которое он надел ей более двадцати лет назад, в ту памятную ночь, когда умер Баррабас.

Два дня спустя Клара и Бланка покинули Лас-Трес-Мариас и вернулись в столицу. Эстебан, униженный и разъяренный, остался, отчетливо ощущая, что его жизнь разбита навсегда.