Дом душ

– Что я натворил? – продолжил я кричать. – Вы наверняка обознались! Вы меня толком не знаете!

– Ты сам дьявол, и сердце у тебя черное, – заявил мужчина рядом со мной. – Мы узнали тебя достаточно хорошо. В радиусе тридцати миль от этого места нет ни одного человека, который не пожелал бы Джеку Смиту гореть в аду.

– Меня зовут не Смит, – сказал я с проблеском надежды. – Меня зовут Уилкинс. Я был секретарем мистера Смита, но ничего о нем не знал.

– Только послушайте этого гнусного лжеца! – прозвучало в ответ. – Провалиться мне на месте, если ты секретарь! Осмелюсь сказать, ты был достаточно умен, чтобы действовать ночью и прятать физиономию под покровом тьмы, но мы все равно тебя выследили. Время вышло. Нам пора.

Меня подтащили к дереву и привязали цепями; я увидел наваленный вокруг хворост и зажмурился. Ощутил, как меня окатили какой-то жидкостью с ног до головы, снова открыл глаза и увидел, что незнакомая женщина смотрит с ухмылкой. Она только что вылила большую канистру керосина на меня и на хворост. Кто-то крикнул: «Поджигайте!» – и я лишился чувств, больше ничего не помню. Придя в себя, осознал, что лежу на кровати в пустой, неуютной комнате. Доктор держал у моего носа нюхательную соль, а рядом стоял джентльмен – как мне сообщили впоследствии, шериф.

– Послушайте, мистер, – обратился он ко мне, – вы разминулись с костлявой. Парни уже собирались поджигать костер, когда я подошел со своим отрядом, и можете не сомневаться, мы сделали все возможное, чтобы вас оттуда забрать. Прошу заметить, я их не виню; понимаете, они вбили себе в голову, что вы и есть главарь банды «Черная Бездна» – и поначалу никакие мои слова не могли их убедить, что вы не Джек Смит. К счастью, с нами был один местный, по фамилии Эванс – он признался, что видел вас с Джеком Смитом, то есть вы другой человек. Так что мы вас увезли и поместили в камеру, но можете уйти, если пожелаете, как только окончательно придете в себя.

На следующий день я сел в поезд и через три недели был в Лондоне; снова почти без гроша в кармане. Но с того времени мою судьбу словно подменили; у меня повсюду возникли влиятельные друзья; директора банков искали моего общества, а редакторы разве что не бросались обниматься. Оставалось лишь определиться с карьерной стезей, и через некоторое время я решил, что сама природа создала меня для относительно праздной жизни. С легкостью, которая казалась почти нелепой, я получил хорошо оплачиваемую должность, связанную с процветающим политическим клубом. У меня прелестные апартаменты в центральном районе, недалеко от парков, шеф-повар в клубе из кожи вон лезет, когда я там обедаю или ужинаю, и самые редкие вина из погреба всегда в моем распоряжении. И все же с самого возвращения в Лондон не было ни единого дня, когда я чувствовал бы себя в безопасности и испытывал покой; я просыпаюсь с содроганием, ожидая увидеть Смита у кровати, и каждый шаг будто приближает меня к краю обрыва. Смит избежал встречи с Комитетом бдительности[93], и мне всякий раз становится дурно, когда я думаю о том, что он наверняка вернется в Лондон и мы внезапно встретимся лицом к лицу, когда я буду совершенно не готов. Каждое утро, выходя из дома, я озираюсь, ожидая увидеть посреди улицы его ужасный силуэт; замираю на перекрестках с тяжелым сердцем, и меня тошнит от предчувствия, что всего пару шагов – и мы с ним столкнемся; я не смею посещать театры или мюзик-холлы – вдруг по странному стечению обстоятельств он окажется моим соседом? Случалось, меня вопреки желанию вытаскивали на улицу в ночное время, и на тихих площадях я вздрагивал от каждой тени; вереница встреч на многолюдных улицах вынудила меня признаться самому себе: «Рано или поздно это случится; он обязательно вернется в Лондон, и я его увижу в тот самый момент, когда возомню, что мне ничего не угрожает». Я просматривал газеты в поисках намека на близкую угрозу, и ни одна набранная мелким шрифтом строчка или банальная короткая заметка не осталась незамеченной. Я с особым усердием читал и перечитывал рекламные объявления, но безрезультатно; месяцы сменяли друг друга, никто меня не тревожил, и я – отнюдь не чувствуя себя в полной безопасности – перестал ежесекундно испытывать бремя невыносимого, неуемного ужаса. Сегодня, спокойно прогуливаясь по Оксфорд-стрит, я поднял глаза и на другой стороне улицы наконец-то увидел того, чей образ так долго не покидал мои мысли.

Мистер Уилкинс допил вино и откинулся на спинку стула, устремив на Дайсона печальный взгляд; а затем, словно его осенило, выудил из внутреннего кармана кожаный несессер и протянул слушателю газетную вырезку. Дайсон внимательно ее изучил: газета была вечерняя. Содержание заметки оказалось следующим:

МАССОВОЕ ЛИНЧЕВАНИЕ

ШОКИРУЮЩАЯ ИСТОРИЯ