Дом Евы

– Поцелуй.

– Чего? – У меня так заныло в животе от тревоги, что дышать стало трудно.

– Просто поцелуйчик, ничего страшного, а я тебе четвертак дам. – Лип ухмыльнулся, сверкая золотой коронкой на верхней челюсти справа.

Это по десять центов туда и обратно, и еще пять останется на крендель и сок в перемену. Инес на еду мне никогда денег не давала, я сидела на уроках голодная. Сумка вдруг показалась мне очень тяжелой. Я только сейчас поняла, что так и держу ее в руках.

У меня уже сил никаких не было. Отчаянно хотелось попасть на занятия, хотелось заработать стипендию и перестать рассчитывать на то, что стремные бойфренды Инес будут обеспечивать нам крышу над головой.

– Просто чмокнуть, что ли? – Голос у меня срывался; меня злило, что я попала в такую ситуацию, а все из-за матери.

– Угу.

– В щеку?

Он залез в карман, подбросил двумя пальцами четвертак, поймал и шлепнул его на стол.

– В губы.

Меня пробрала дрожь.

Лип сложил руки за спиной и прищурился – точно таким же взглядом он смотрел на Инес, когда хотел, чтоб она «дала ему сладенького», как он это называл. Меня накрыло стыдом. Сглотнув, я заставила себя подойти к нему, обойдя хромированный кухонный стол.

От того, чтобы попасть на занятия вовремя, меня отделял поцелуй. Один жалкий поцелуй. Это мне по силам. Я закрыла глаза и запрокинула голову, чувствуя, как от него несет вчерашним виски и сегодняшними сигаретами. Меня чуть не стошнило.

Лип прижался своими толстыми губами к моим губам; коленки у меня стукнулись друг о друга. Я почувствовала, как его толстый язык раздвигает мне губы. Я попыталась отодвинуться, но Лип положил одну руку мне на левую грудь, а второй схватил меня за попу, подтянув к себе поплотнее. Я заерзала, но он прижимал меня все крепче, тыча своей штукой мне в бедро поверх юбки.

– Да хватит! – я уперлась локтями ему в талию и попыталась высвободиться. Но он держал меня крепко.

И тут дверь в квартиру распахнулась. Лип отшатнулся и отпихнул было меня, но не успел. Большие глаза Инес ошеломленно уставились сначала на него, потом на меня.

– Какого черта? – воскликнула она, роняя коричневый бумажный пакет с покупками. Я услышала, как что-то разбилось, когда он упал на линолеум.

Лип попятился еще дальше от меня, вскинув руки в воздух, будто перед полицейским.

– Это все она! Сказала, ей деньги на автобус нужны. Повисла на мне, я и поделать ничего не успел.

– Врешь! – прошипела я. – Это ты виноват!

– А ну вали отсюда. – Мама вскинула руку, будто собиралась сделать предупредительный выстрел. Из хвоста у нее выбились пряди, а кожа – обычно такого же орехового оттенка, как у меня, – побагровела.

Я повернулась к Липу, чтобы увидеть, как он отреагирует. Наконец-то мама приняла мою сторону! И тут я поняла: она смотрит на меня. Она это мне говорит. Меня винит. Ее взгляд резал меня как ножом.

– Давай, иди отсюда, из молодых да ранних!

Я подхватила четвертак, а когда подошла к двери, мама меня еще и в затылок пихнула.

– Нечего лезть к моему мужику! Веди себя как ребенок!

Она с такой силой захлопнула за мной дверь, что дверные петли аж затряслись. Я двинулась вниз по крутым ступеням, хватаясь за перила, чтобы не упасть. На улице я попыталась прогнать из головы всю эту сцену, но пока бежала три квартала до автобусной остановки, все так и чувствовала впившиеся в меня пальцы Липа и обжигающую ярость Инес.

Автобус подъехал к тротуару, когда мне оставалось полквартала. Я пустилась бежать быстрее – колени под юбкой ходили туда-сюда, сумка колотилась о бедро. Я закричала и замахала руками, пытаясь привлечь внимание водителя. Оставалось всего несколько метров, и тут дверь закрылась. Я успела постучать кулаком по металлической обшивке автобуса.

– Подождите, пожалуйста! – заорала я.

Но водитель отъехал от тротуара, будто не слышал меня. Будто я не имела никакого значения. Будто меня не существовало. Я швырнула школьную сумку на землю, потом наклонилась и сплюнула, чтобы избавиться от невыносимого вкуса Липа во рту.

Глава 2 Вашингтон, округ Колумбия, октябрь 1948 года В строю Элинор

Элинор деловито шагала по территории университета Говард, сжимая в правой руке письмо. На штемпеле была эмблема Альфа Бета Хи, так что она знала – внутри то, чего она ждала: ответ на ее просьбу о вступлении в сестричество.