Незваный гость был одет в черный костюм, куртка и брюки тщательно прикрывали все его тело, на голове была целиком скрывающая лицо шапочка, поверх которой также располагалась маска. Я засекла время с момента, когда в купе попал газ, выждав еще три минуты, я спокойно сняла защитное устройство с лица. Фигурка у нашего гостя была довольно щуплая. У меня зародились некоторые предположения, которые полностью подтвердились, когда я сорвала маску с шапкой с его, точнее, как оказалось, с ее головы.
Это была Ольга. Та самая, которую я подозревала. Клаудия опешила. Она приблизилась вплотную к лицу продавщицы, видимо, надеясь найти хоть какие-то ответы на многочисленные вопросы, как вдруг девушка открыла глаза. Увидев перед собой лицо начальницы, она взвизгнула, дернулась, тихо взвыла, почувствовав, что ее руки прикованы к железному основанию столика, и грубо выругалась себе под нос.
– Стерва! – с ненавистью выкрикнула она.
– Ке коза (что)? – не поняла итальянка.
– Сама ты коза! – Ольга все больше повышала голос. Я хотела ее допросить, прежде чем она привлечет внимание проводника нашего вагона, поэтому повторно сдавила пальцами основание ее ключицы. Я знала, что такую боль даже тренированному человеку стерпеть сложно, что уж говорить о хрупкой, неподготовленной, но довольно озлобленной девице.
– А вот ругаться не надо! – нараспев произнесла я, впилась жестким взором ей в глаза и отчетливо проговорила: – Будешь орать – выкину в окно!
– Не посмеешь! – прошипела она.
– А ты проверь! – усмехнулась я и сдавила пальцы еще сильнее.
Я всегда знала, что хорошему боксеру удается выиграть поединок еще перед первым раундом, когда соперники приветствуют друг друга на ринге. Уверенность в победе, чувствующаяся в другом человеке, внушает одновременно уважение, опасение и страх. Наличие последнего вселяет неуместную панику, побороть которую человеку со слабой волей практически невозможно. И, как результат, проигрыш. В нашем случае получилась победа. Почувствовав мою превосходящую силу, Ольга сникла, но еще продолжала царапаться, как дикая кошка, на которую уже надели ошейник.
– Ольга, перке (почему)? – Глаза Клаудии увлажнились, ей было тяжело встретить противника лицом к лицу. Никакого превосходства победителя она явно не чувствовала, только растерянность и горечь.
– Что она несет?! Я не понимаю! – Продавщица была в бешенстве. Я понимала и ее эмоции, очевидно, что, затевая всю эту возню в погоне за чужим лотерейным билетом, она никак не предполагала такой плачевный финал.
– Ей неясно, почему вы предали, – хладнокровно пояснила я.
– Она что, тупая?! – невесело усмехнулась поверженная. – Ежу же понятно почему!
– Здесь ежей нет, – заметила я, намеренно стараясь вывести ее из себя своим спокойным тоном и раздражающими вопросами. Мне это удалось довольно быстро, я даже удивилась, с чего это вдруг дамочка стала такой разговорчивой. Для надежности и накопления доказательной базы для суда я незаметно включила диктофон.
– Да все же ясно, как день! Зачем она ляпнула про свою лотерею?! Она точно с мозгами не дружит! Может быть, в ее сытой Италии люди радуются таким случайностям, произошедшим с другими. Но у нас нет!!! – Последнее слово она, вероятно, позабыв мою угрозу, опять выкрикнула, мне пришлось повторно усмирить ее. – У меня большие проблемы, бывший парень взял кредит, я была поручителем, а он сбежал. Вот и вся история, что мне оставалось?! – Она замолчала, видимо, ожидая, что мы проникнемся ее бедами, пожалеем ее, дадим совет и отпустим. Но я лишь скептически хмыкнула.
– Наверное, надо не идти на преступление, а найти вторую работу, как дополнительный источник заработка, – предложила я первое, что пришло мне на ум.
– Ага, и сдохнуть от усталости! Нет уж, дудки. Почему одним все: и свои магазины, и дома, и Италию, а другим хрен без масла?!
– На этот раз я воздержалась от ответа, да он и не требовался. Ольга уже не могла остановиться, многое у нее накипело, поэтому она выплевывала нам слова, как ругательства.
– Вы со своими чистыми холеными ручками даже не подозреваете, как живем мы – обычные трудяги! – заговорила она революционными лозунгами. Я невольно вспомнила нашу беседу с Клаудией про возмущение масс, однополую любовь и подготовку восстаний. Почувствовав, что аудитория внимательно внимает ее речам, Ольга продолжила: – А мы вынуждены руки марать, чтобы потом иметь возможность их холить. Быть ничуть не хуже, точнее, лучше вас! Ненавижу!
– Не думаю, что мою работу можно назвать непыльной, – философски заметила я, отряхивая свои испачкавшиеся в схватке спортивные брюки.
– Ненавижу! – повторила она. – А мне, думаешь, легко было?!
– Но ведь тебе кто-то помогал? – задала я главный, более всего волновавший меня вопрос. – Самой тяжело и непросто!
– А… Вот ты чего хочешь, зубы мне заговариваешь, стерва! – полностью переключила она свое внимание на меня. – Так я все, не скажу больше ни слова!