Дом, где тебя ждут

Взглянув на циферблат часов, он обнаружил, что сейчас три часа ночи. Лежать в кровати, ворочаясь с боку на бок, казалось невыносимым. Юрий встал, выпил стакан остывшей воды из чайника, натянул брюки и взял в руки рубашку. Палец прошелся по ниткам от оторванной пуговицы. Каждое утро он напоминал себе, что пуговицу надо пришить, но к вечеру забывал. Рубах у него было всего две – рабочая и выходная. Хотелось выбраться из тесноты комнатенки, и он вышел на улицу.

В печных трубах выл ветер, раздувая молочные облака по мутному небу. Он поднял воротник куртки, но в шею все равно дуло. Еще не оттаявший от зимы тротуар лопался под ногами хрустящими льдинками. Громады домов слепо смотрели темными окнами. По фасаду Максимилиановской лечебницы гулко хлопал огромный лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!».

Идя притихшими улицами, Юрий думал, что в такую же прозрачную, звонкую ночь расстреляли папу – молодого, красивого, умного и доброго. Его руки с сильными и нежными пальцами всегда тонко и сладко пахли ладаном. Когда папа давал благословение на день, его лицо становилось светлым и торжественным. Такое резкое преображение личного папы в общего батюшку неизменно приводило Юрия в трепет.

Казнь отца Игнатия он представлял так живо, словно сам стоял под пулями красноармейцев.

Воображение рисовало видение квадратного двора, освещенного фарами полуторки и двух рядов людей, стоящих друг против друга – жертв и палачей. Слава Богу, что папа сподобился оказаться в ряду мучеников. Участь тех, кто пусть не по своей воле, но стал убийцей, заставляла Юрия содрогаться. Он сострадал им, как сострадал бы пораженным ужасной болезнью, чья зараза будет поколениями передаваться от рода к роду.

«Где, на каком этапе жизни должно что-то сломаться в человеке, чтобы он пошел убивать своих? Действия грабителя иногда можно объяснить – грабители одержимы бесом наживы и убивают из самосохранения. А зачем убивать беззащитных людей, с которых нечего взять? Причем убивать десятками, сотнями, тысячами: стариков, женщин, почти детей? Как надо каяться, как умолять Господа о прощении, – думал он, – чтобы искупить страшную вину душегубства и не оставить этот грех своим детям и внукам?!»

Правы утверждающие, что Господь всегда оставляет свидетелей. Через пару лет после гибели папы Юрию довелось побывать на ремонтной тракторной станции в пригородном хозяйстве. Весь день он занимался наладкой двигателя, а на ночлег его определили в избу к свинарке тетке Матрене.

– Прошу любить и жаловать – мастер по тракторам Юрий Игнатьевич Никольский, – представил бригадир.

От Юрия не ускользнуло, что тетка Матрена нервно обтерла рот уголком платка и как-то по-особому поспешно пригласила его в избу, словно боялась, что он откажется.

Все время поглядывая на гостя, тетка Матрена выставила из печи чугун вареной картошки и сковородку с жареными карасями. Юрий заметил, как дрожат ее руки с трещинками от тяжелой работы. Тетка Матрена то порывалась выскочить в сени и принести пареной клюквы, то бежала без надобности шерудить кочергой давно потухшие угли в печке. Наконец, видимо, немного успокоившись, она села на табурет, и ее круглый подбородок дрогнул:

– Юрий Игнатьевич, вы меня помните?

Испуганно глядя на него, она с видимым напряжением ждала ответа.

Юрий покачал головой:

– Извините, не припоминаю. А где мы с вами встречались?

– В церкви. Вы ведь сын отца Игнатия?

– Да.

– Ну вот, а я один год помогала просвирне в церкви. Вы тогда были вот такусенький, – она показала: вровень со столешницей. – У меня муж умер в одночасье, а отец Игнатий приютил.

Матрена схватила клубок грубой пряжи и принялась его яростно перематывать.

Юрий ждал, что будет дальше. Сделав несколько витков, Матрена отложила клубок и подняла голову вверх. Глаза ее смотрели отчаянно.

– В общем, – Матренин голос перешел в сипение, словно ее душили, – я видела, как расстреляли вашего батюшку. Своими собственными глазами смотрела, – указательным пальцем она ткнула в направлении глаза и зажмурилась.

– Расскажите, – Юрий не узнал своего голоса.

Матрена всхлипнула:

– Да что рассказывать – горе одно. Сколь времени с тех пор прошло, а я ни спать, ни есть не могу, такой грех на душе лежит. Верите, Юрий Игнатьевич, даже руки на себя наложить хотела. Да ваш батюшка не разрешил. Приснилось мне, что он предо мной стоит в кровавой рясе и головой качает: не дури, мол, Матрена. Я его ослушаться не посмела.

Судорожно вздохнув, Матрена отпила большой глоток чая, выплескав на пол несколько капель: