Дом, где взрываются сердца

— Э, мужик, — крикнул бычешеий детина, высунувшись из синего «Форда». — Где тут пятый по-дъезд?

Валдаев указал рукой:

— Вон.

— Чего как неживой? — гаркнул детина. — Что-то рожа у тебя знакомая.

Валдаев знал, что лучше не препираться, поэтому ничего не говоря пошел дальше.

— Крыс, он с нами даже говорить не хочет.

— Да пшел он, — сказал второй, с чубом.

— Может, навалять? — лениво осведомился бычешеий.

— Да пшел он.

Машина тронулась и подъехала к подъезду.

— У, оглоеды, — плюнула им вслед старушка.

Машина притормозила.

— Крыс, может, приголубить старую по чайнику? — во всю глотку крикнул бычешеий.

— Да пшла она.

Машина поехала дальше.

— Смотри, рожи отъели, — покачала головой старушка. — Глянь на них.

— А кто это? — спросил Валдаев.

— Да ходять тут. Квартиры скупают.

— И что, продают им?

— А вон из четвертого подъезда Семеныч согласился. Пьянь. Тьфу.

Именно это хулиганье обрызгало Валдаева из-под колес, когда он в расстроенных чувствах возвращался от Эллы. Еще тогда обещали намылить шею. Похоже, это у них принятый стиль общения с незнакомыми людьми… Значит, приватизируют квартиры. Да, алкашу из четвертого подъезда крупно не повезло. Через бутылку мир видится иным, не всегда четко. А в наше время нужно успевать уворачиваться от ударов и меньше гулять по минным полям, которых слишком много в нынешней жизни. Иначе быстро в ящик сыграешь.

Валдаев вздохнул и ступил на тропинку, ведущую кратчайшим путем к автобусной остановке. Черт с ними, с подонками. Надо сейчас обо всем забыть, от всего отвлечься. Сейчас у него свидание с прекрасной дамой. А он бледный и взъерошенный, внутри все вибрирует от какой-то дурацкой перебранки. Надо взять себя в руки… Правда, выполнить подобное благое пожелание, как-то взять самого себя в собственные руки, ему удавалось крайне редко…

На Чистых прудах он появился за десять минут до назначенного времени и ждал Эллу, прохаживаясь перед остановкой со смешанным чувством угрюмой тревоги и томного ожидания. Он купил роскошную розу. Розы ему всегда нравились больше других цветов, хотя они не стоят долго в вазе, быстро вянут. Цветы и не должны долго стоять. Букет, который мучительно увядает, вызывает только сожаление.

Пять часов. Пять минут шестого. Десять минут. Неужели не придет?

Она появилась в пятнадцать минут шестого.

— Извини, задержалась, — с этими словами она крепко взяла его под локоть.

— Ничего, бывает.

— Вообще женщина должна задерживаться. Тогда ее появление воспринимается как награда. Правильно?

— Может быть.

— Ты уже начинаешь отчаиваться, собираешься со злостью выбросить букет в урну. И тут неземной запах духов, шуршание легкой ткани, отблеск желтых фонарей на дорогих мехах спадающего с плеч манто. И появляется она, единственная. И все озаряется неземным светом. Так?

— Звучит не слишком убедительно, но красиво, — улыбнулся Валдаев, протягивая ей розу. — «Я послал тебе черную розу в бокале золотого как небо аи», — процитировал он Блока.

— Пошли, — она взяла розу. — Здесь недалеко. Можно не спешить.

Они неторопливо направились вперед. Углубились в переулки.

— Этот художник — Роман Спилка — талант. И полный псих. Его работы идут на Западе, да и у нас, за хорошие деньги. Он же продает их, только когда совсем припирает.

— Это же непрофессионально. Художник должен продавать картины.

— Спилка считает, что картины — зеркало его души. Продавать их — все равно что дробить и продавать по частям душу.

— Странно.

— Он — псих. Но псих интересный. Я его люблю… Ну чего ты напрягся? Не так… Мне вообще кажется, что он не способен любить телесно.

Она прижалась покрепче к Валдаеву. И в этом ее движении было обещание большего.

Галерея располагалась в подвале старого кирпичного дома. Пришлось спускаться туда по крутым ступеням. Валдаев ожидал увидеть влажные стены и сочащуюся из труб воду. Но увидел обычную небольшую галерею с белыми стенами, яркими лампами, шуршащими кондиционерами.

В предбаннике похожая на учительницу гимназии сухощавая дама в белоснежной блузке с красным бантом поздоровалась с Эллой как со старой знакомой и занесла их имена в список, но Валдаев не стал представляться журналистом.

Они прошли в большой зал. Там толпилось несколько человек. В углу стояли два столика, на которых возвышались артиллерийскими снарядами в ряд выставленные бутылки с шампанским. Между ними приютились блюда с бутербродами и пирожными.

Валдаеву приходилось бывать на подобных интеллигентских тусовках. Публика везде была схожая — запущенные бородачи в длинных, по колено, свитерах; безвкусно и с придурью одетые девахи; истомленные искусствами и тонкими переживаниями дамы в длинных платьях; гладкие мужчины в серых костюмах и с торчащими из карманов пластмассовыми черными коробочками сотовых телефонов.

Валдаев не любил такие сборища. Его тяготила необходимость вести умные разговоры, острить, молоть какую-то чушь, демонстрировать свою значимость.