Захватив с собой горсть сухарей, он отправился дальше обследовать дом.
Вслед за большим холлом располагалась огромная гостиная. Скорее всего, когда-то она служила и бальным залом своим хозяевам. Её украшали резные цветочные своды, массивные настенные подсвечники и огромные зеркала, которые сквозь толстый слой пыли призрачно мерцали в свете солнца, проникшего сюда из холла. В одном из них отразилось небольшое курносое существо, круглолицее и косматое. Тин поморщился, глядя на себя, и попробовал ладошкой уложить непослушные тёмные волосы, которые вчера побывали в сугробе, а потом неосторожно были высушены в самой невообразимой форме у камина.
Из другого конца холла шли двери в кабинет, каминную и большую, обстоятельно подобранную библиотеку. Там было так же тихо и пыльно, как и везде, но едва уловимые шорохи то тут, то там наполняли весь дом. Люди бы ни за что не услышали ни слабый шелест портьер и простыней, укрывавших мебель, ни короткие шепотки под столами, креслами и шкафами. В один момент Тин уловил воровато-неловкую возню в кладовой на другом конце дома. После чего возня сменилась осторожным хрустом и чавканьем.
На второй этаж вела большая дубовая лестница. Она заканчивалась полукруглым холлом с тремя высокими дверями. По бокам двери вели в небольшие спальни. В каждой стояло по туалетному столику, креслу рядом с камином и большой кровати, на которой кроме матраца ничего не было, зато из-под кровати выглядывал уголок толстого одеяла и местами торчала бахрома покрывала. Над кроватями свисали бордовые балдахины, а окна были занавешены изумрудно-зелеными портьерами. Тин первым делом раздвинул их, пустив дневной свет в обе спальни. Окна оказались широкими дверными створками, ведущими на заснеженные террасы.
Странным казалось наличие в коридоре средней двери. По всем правилам домостроения вместо неё должен тянуться открытый коридор (он же портретная галерея) со множеством дверей в детские, игровые комнаты, а также прочие личные и гостевые покои. Но третья дверь уверенно присутствовала в холле и при этом не желала открываться. Это было второй странностью. Тин озадаченно почесал в затылке. Все двери дома обязаны были по законам мироздания открываться перед ним.
Он ещё раз настойчиво подёргал продолговатую ручку, один раз даже упёрся ногой в косяк, при этом почувствовал, как загудел рассерженный дом. Бесполезно.
Дом жил своей жизнью, у него больше не было ни хозяев, ни хранителей. Они все ушли и бросили его накануне вечной зимы. Но сердце дома не умерло, оно переболело и научилось жить и биться только для себя.
Тин отступил. В нем все смешалось: горечь, сочувствие, беспомощность, злость и стыд за таких как он. Пусть люди зачастую не умеют любить, но для домового дом – не просто оплот и друг, а почти дите.
–Прости нас, – прошептал он и положил ладошки на запертую дверь.
Дом молчал.
Глава 3.
К вечеру стало наконец-то тепло: Тин затопил камины в холле, малой гостиной и библиотеке. Затем он растопил печь на кухне, приготовил лепешки с пряностями на воде, вскипятил чайник и даже нашёл мяту с листами смородины в одном из мешочков.
Комнаты преобразились: простыни исчезли в шкафу, полы были вычищены и вымыты, пыль стерта. Тин развернул несколько ковров и бережно расстелил во всех прогретых помещениях.
Наведение порядка и уюта было его стихией. Голова начинала думать яснее, мысли выстраивались ровными шеренгами, а на сердце становилось немного легче.
Нужно было найти Ису! Найти и вытащить обратно в привычный тёплый мир.
Последний год в школе домоводства они очень сдружились. Иса вообще был первым и единственным другом Тина. Остальные не обращали на него внимания, а если и обращали, то либо для того, чтобы списать домашнюю работу, либо для самоутверждения. Над ним обидно подшучивали, но, в основном, просто высмеивали за простоту и наивность. Так считали его одноклассники. Они принимали его кротость и доброту за глупость, а нежелание раздувать ссору – за трусость. Его настолько не брали в расчет, что даже тот факт, что он был лучшим учеником во всей школе, не вызывал в них ни конкуренции, ни даже толики зависти.
В итоге Тин замкнулся и жил в своем маленьком мирке один целых четыре года ровно до того момента, пока не спас Ису от страшной двойки, грозящей отчислением. Собственно, произошло это совершенно против желания Тина. Но так или иначе, судьба была в тот день настроена решительно. Сначала она посадила их рядом на итоговом зачете по травохимии. Затем выветрила окончательно из Исиной головы остатки воспоминаний о предмете и под конец зачета локтем Тина опрокинула его котелок. И пока ошарашенный Иса неморгающими глазами смотрел на грустного товарища, который обреченно отдал ему свой котелок, судьба завершила свой замысел. Она заставила Ису увидеть Тина.