Дом голосов

— Если я вам скажу, что есть вещи, от которых вы не сможете защитить любимых, вы поверите мне? Если я вам скажу, что опасности, которые мы даже не можем себе вообразить, подстерегают нас, вы поверите мне? Если я вам скажу, что в мире существуют злые силы, от которых никуда не скрыться, вы поверите мне?

В других обстоятельствах Джербер пропустил бы мимо ушей слова пациентки, сочтя их безумным бредом. Но то, что спор разгорелся вокруг его семейной фотографии, чрезвычайно его смутило.

— Что вы имеете в виду? — невольно спросил он.

Ханна Холл вертела в руках чашку. Опустив взгляд на дымящийся чай, она произнесла:

— Верите ли вы в привидения, в живых мертвецов, в злых колдуний?

— Я уже давно перестал в это верить, — отмахнулся он.

— Тут-то и кроется разгадка… Почему ребенком вы верили в это?

— Потому что был наивен и не обладал знаниями, какие приобрел позже: жизненный опыт и культура помогают нам преодолеть суеверия.

— Только поэтому? Неужели вы не припомните хотя бы один эпизод из детства, когда на ваших глазах произошло что-то необъяснимое? Что-то таинственное, чему вы стали свидетелем?

— По правде говоря, ничего такого не приходит в голову, — снова улыбнулся психолог. — Наверное, у меня было заурядное детство.

— Ну же, подумайте хорошенько, невозможно, чтобы не было совсем ничего.

— Ладно, — уступил Джербер. — Один мой восьмилетний пациент как-то рассказал мне историю. Дело было летом, они с двоюродным братом играли в доме у моря, в Порто-Эрколе. Мальчики были одни, когда вдруг разразилась гроза. Они услышали, как хлопнула входная дверь, и пошли посмотреть, не проник ли кто-нибудь в дом. — Джербер помолчал. — На лестнице, что вела на верхний этаж, отпечатались следы мокрых босых ног.

— Дети пошли посмотреть?

Психолог покачал головой.

— Следы обрывались на середине пролета.

Такая история действительно имела место, но Джербер опустил одну деталь: он сам в ней участвовал. До сих пор помнил ощущение, испытанное много лет назад при виде тех влажных следов: горький привкус во рту, непонятная щекотка в животе.

— Готова спорить, что эти дети ничего не рассказали родителям, — заметила Ханна Холл.

Да, так оно и было. Психолог прекрасно помнил, что они с кузеном не осмелились об этом заговорить, боялись, что им не поверят или, того хуже, поднимут на смех.

Ханна вдруг осеклась, будто вспомнила что-то.

— Не могли бы вы дать мне листок из вашего блокнота и одолжить на секунду авторучку? — спросила она, указывая на то, что он держал в руках.

Просьба ему показалась необычной, даже несколько неуместной: этой авторучкой пользовались только два человека. Женщина, похоже, заметила, что он колеблется, но не успела спросить почему: Джербер решил все-таки удовлетворить ее просьбу — вырвал листок из блокнота и снял с авторучки колпачок.

Протягивая ей то и другое, слегка коснулся ее руки.

Ханна вроде бы не заметила. Что-то написала на листочке, но тут же зачеркнула, вывела сверху какие-то каракули, будто бы вдруг передумала. Сложила листок, сунула его в сумку.

Наконец вернула авторучку.

— Спасибо, — только и сказала она без каких-либо объяснений. — Если вернуться к вашей истории, спросите кого хотите: любой взрослый сможет припомнить какое-то необъяснимое событие, произошедшее в детстве, — с уверенностью заявила она. — Вырастая, мы, однако, стремимся избавиться от этих эпизодов, считая их плодом воображения, только потому, что, когда они имели место, мы были слишком малы, чтобы их осмыслить.

Именно так он, собственно говоря, и поступил.

— А если, наоборот, мы в детстве обладали особым талантом — видеть невозможное? Если в самые первые годы нашей жизни были способны заглянуть за пределы реальности, взаимодействовать с невидимыми мирами, а потом, повзрослев, утратили это умение?

У психолога вырвался нервный смешок, но то была всего лишь маска, ибо эти слова вызвали в нем какое-то смутное беспокойство.

Ханна Холл уловила эту слабину. Протянула холодную руку, вцепилась ему в плечо. Потом заговорила голосом, леденящим душу:

— Когда Адо приходил ко мне по ночам, в доме голосов, он всегда прятался под кроватью… Но не он в тот раз позвал меня по имени… То были чужие… — И потом заключила: — Правило номер два: чужие опасны.

5

— Ты никогда не рассказывал мне, что приключилось с тобой и твоим кузеном в домике на море! — крикнула Сильвия с дивана в гостиной, где она сидела, прихлебывая шардоне.

— Потому что я подавил это воспоминание, а не потому, что я его стыдился, — откликнулся Пьетро: в одной рубашке, с кухонным полотенцем через плечо, он споласкивал последнее блюдо, прежде чем поставить его к остальным в посудомоечную машину.

Жена приготовила ужин, значит Пьетро Джербер должен убраться на кухне.

— Но ты все равно испугался, когда вспомнил о мокрых следах на лестнице, правда? — поддела его Сильвия.

— Конечно испугался, — охотно признал гипнотизер.

— Но сейчас, если подумать хорошенько, ты веришь, что это в самом деле был призрак? — продолжала она дразнить мужа.

— Если бы я тогда был один, то сейчас бы подумал, что все это выдумал… Но ведь со мной был Ишио.