Дом голосов

— Вам нравится курить? — спросил он, чтобы отвлечь внимание Ханны от своего неуместного любопытства.

— Да, но приходится себя ограничивать. И не потому, что это вредит здоровью, — уточнила она. — В моей стране это дорогое удовольствие: пачка стоит почти двадцать евро, а в ближайшее время правительство собирается вдвое повысить цены, чтобы заставить всех бросить курить.

— Стало быть, здесь, в Италии, вы можете безудержно предаваться страсти, — заметил Джербер. Но женщина взглянула на него недоуменно. Психолог забыл, что Ханна лишена чувства юмора, и это позволяет диагностировать шизофрению.

Чуть раньше Джербер вручил ей нечто вроде блюдечка, которое шестилетняя пациентка слепила для него из пластилина. Изделие неправильной формы, богато украшенное разноцветной глазурью, по замыслу юной мастерицы должно было служить пепельницей.

Ханна была не так напряжена, как в прошлый раз, и оба чувствовали себя более вольготно. Психолог решил воссоздать все атрибуты их первой встречи: горящий камин, чай и полное отсутствие помех.

— Я думала, вы больше не захотите меня видеть, — выпалила Ханна, глядя на него в упор.

— Что навело вас на такую мысль?

— Сама не знаю… Может быть, ваша реакция в конце нашего разговора в субботу.

— Сожалею, что вы пришли к таким выводам, — приуныл Джербер: его в самом деле огорчило, что Ханна все поняла.

Ханна чуть прищурила влажные голубые глаза:

— Значит, вы мне поможете, да?

— Сделаю все, что в моих силах, — заверил ее Джербер.

Он долго размышлял над тем, какой подход избрать. Согласно его австралийской коллеге, следует забыть о взрослой и говорить с ребенком. И был один прием, который всегда срабатывал с его маленькими пациентами и помогал им с большей легкостью воссоздавать то, что с ними случалось.

Детям нравилось, когда их слушают.

И если взрослый показывал, что помнит в точности все, что они говорили прежде, дети это воспринимали как поощрение и находили достаточно уверенности в себе и доверия к доктору, чтобы продолжать рассказ.

— В прошлый раз, в конце нашей встречи, вы сказали… — Порывшись в памяти, чтобы ненароком не ошибиться, Джербер повторил: «Когда Адо приходил ко мне по ночам, в доме голосов, он всегда прятался под кроватью… Но не он в тот раз позвал меня по имени… То были чужие».

Гипнотизер записал в блокноте три детали, поразившие его.

— Удовлетворите мое любопытство… Как мог Адо звать вас по имени, если он уже умер?

— Адо не очень-то говорил, — уточнила Ханна. — Просто я знала, когда он со мной, а когда — нет.

— Как же вы могли это узнать: вы его видели?

— Знала, — повторила пациентка, больше ничего не объясняя.

Джербер не настаивал.

— Вы вспоминаете многое из вашего детства, но среди этих реминисценций, этих образов прошлого нет воспоминания о том, как был убит Адо. Это так? — решил он вновь досконально прояснить этот пункт.

— Именно так.

Никто из двоих даже не намекнул на то, что Ханна себя считает убийцей ребенка.

— На самом деле вы, возможно, подавили целый ряд воспоминаний, не только это.

— Как вы можете это утверждать?

— Какие-то события пролагают путь, ведущий к воспоминанию о данном конкретном эпизоде.

Как хлебные крошки в сказке о Мальчике-с-пальчике. Ему нравилось это сравнение, так он и объяснял своим маленьким пациентам. Лесные птицы склевали хлеб, помешав бедному ребенку найти дорогу домой.

— Мы должны восстановить этот путь, и тут нам поможет гипноз.

— Итак, вы готовы?

Доктор попросил ее сесть в кресло-качалку, закрыть глаза и раскачиваться в ритме, заданном метрономом, который стоял на столике вишневого дерева.

Сорок ударов в минуту.

— Что будет, если я не смогу проснуться?

Он тысячу раз слышал этот вопрос от своих маленьких пациентов. У взрослых тоже возникали такие опасения.

— Никто не остается в гипнотическом сне, если сам этого не хочет, — ответил он, как отвечал всегда. Ведь гипнотизер, что бы там ни показывали в кино, не может подчинить субъекта собственной воле, у него нет такой власти, чтобы пленить его разум. — Ну что, начнем?

— Я готова.

Микрокамеры, спрятанные в комнате, уже записывали первый сеанс гипноза. Пьетро Джербер перечел пометки в блокноте, решая, с чего начать.

— Я объясню вам, как это действует, — добавил он. — Гипноз вроде машины времени, но вовсе не нужно выкладывать факты в хронологическом порядке. Мы будем бродить по первым десяти годам вашей жизни, то забегая вперед, то возвращаясь назад. Начнем с первого образа, который приходит вам на ум, или с первого ощущения. Обычно это относится к самым любимым людям…

Ханна Холл все еще цеплялась за сумку, прижимая ее к животу, но Джербер заметил, что руки у нее уже не так дрожат. Признак того, что она расслабляется.

— До десяти лет я не знала настоящих имен моих родителей. Да и своего имени тоже, — сказала Ханна, извлекая эту странную деталь из неизвестно какой черной дыры в своей памяти.

— Как такое возможно?

— Я хорошо знала моих родителей, — уточнила женщина. — Но не знала, как их по-настоящему зовут.

— Вы отсюда хотите начать рассказывать вашу историю? — спросил гипнотизер.

— Да, — ответила Ханна Холл.

7