Дом и корабль

— Вот что, Иван Константинович, — сказал он, круто повернувшись к художнику и глядя ему прямо в глаза. — Я мог бы вам сказать, что Кречетову взял Большой Дом и я бессилен что-либо выяснить. Это была бы полуправда, почти правда, правда на девяносто пять процентов. Но с вами я не хочу лукавить. Кречетова арестована нашим райотделением, и я знаю, в чем ее обвиняют.

— Но не скажете?

— Скажу. Кречетова — начальница объекта ПВО. Во время недавнего налета из расположения объекта была выпущена сигнальная ракета, в результате чего объект подвергся разрушению. Это вам известно?

— Известно, — спокойно сказал художник. — То, что вам угодно называть объектом, — дом, в котором я прожил большую часть своей жизни. Сидя в бомбоубежище, я, конечно, не мог видеть ракету…

— Я видел ракету, — сказал Митя.

Иван Константинович и Северцев одновременно повернулись к нему. Митя ожидал расспросов, но Северцев, как видно, раздумал и продолжал, обращаясь по-прежнему только к художнику:

— Существенная деталь: в свое время дом принадлежал лично Кречетовой. Сама Кречетова — дочь купца первой гильдии, вдова офицера царского флота, репрессированного органами НКВД. Настоящая фамилия Кречетова — Крейчке, он наполовину немец. Именоваться Кречетовыми Крейчке начали с четырнадцатого года на основании высочайшего рескрипта.

Митя почувствовал, что бледнеет. В смятении он взглянул на художника и был поражен его спокойствием.

— И только-то?

— Мало? — удивился секретарь.

— Во всяком случае — ничего нового. Когда утверждали Кречетову начальницей объекта, вы знали все это не хуже, чем сейчас, она никогда ничего не скрывала. Мне доподлинно известно, что Кречетов умер в тюрьме до окончания следствия, виновность его не доказана. Предки покойного Владимира Вячеславовича на протяжении двух столетий командовали кораблями русского флота; он такой же немец, как Юлия Антоновна — домовладелица…

Митя поспешил вытащить из кармана смятую «охранную грамоту».

Открылась дверь, и в кабинет легкой походкой вошел чернявый юноша в армейской шинели без петлиц и одноцветной суконной фуражке. Вошедший был невелик ростом, остролиц и горбонос, с темными усиками на короткой верхней губе. Даже перед зеркалом Мите никогда не удавалось сделать такое серьезное и волевое лицо. Юноша кивнул Северцеву и, не взглянув на посетителей, присел к столу, стоявшему в глубине кабинета и предназначенному, по-видимому, для заседаний. На столе лежали навалом метровые альбомы с фотографиями и стояли тяжеловесные игрушки из плексигласа, латуни и легированной стали. В мирное время такие игрушки одни учреждения дарили другим на торжественных заседаниях.

— А теперь по существу, — продолжал художник, убедившись, что Северцев пробежал глазами грамоту. — Неужели вы всерьез считаете Юлию Антоновну Кречетову ракетчицей?

Митя искоса взглянул на юношу. Тот сидел спокойно, со скучающим видом.

— Если даже Кречетова не участвовала прямым образом в преступлении, — холодно сказал секретарь, — она, как руководитель, ответственна за все происходящее на территории ее объекта.

— Тогда надо садиться в тюрьму и вам.

— Почему?

— Потому что объект находится на территории вашего района. Ищете стрелочника?

— Вы только не волнуйтесь, — мягко сказал Северцев.

— Как это «не волнуйтесь»? — возмутился Иван Константинович. — Обязательно буду волноваться. Меня волнует судьба Кречетовой. А вас нет?

— Меня волнует прежде всего судьба города, — возразил Северцев по-прежнему мягко, но Митя догадался, что мягкость стоит ему немалых усилий. — Не забывайте, мы находимся в чрезвычайных условиях. Лучше задержать десять невинных, чем упустить одного виновного. И если фигура Кречетовой вызывает серьезные сомнения, трудно возразить что-либо против ее изоляции.

Митя сидел ни жив ни мертв. Он понимал, что разговор вступил в опасную фазу. Кто бы ни вспыхнул первый, результат будет один и тот же — придется встать и уйти.

К счастью, вспышки не произошло. Художник первый нашел в себе силы улыбнуться.

— Четыре тысячи лет назад, — сказал он, — в кодексе ассирийского царя Хаммураби впервые было записано, что всякое сомнение судей должно быть обращено в пользу обвиняемого. Обидно расставаться с этим завоеванием человеческой мысли.

Северцев вдруг звонко захохотал, и у Мити разом отлегло от сердца. Он не совсем понимал, что рассмешило секретаря, но был благодарен ему за этот смех, разрушавший отчужденность. Затем оглянулся на юношу в шинели. Тот сидел по-прежнему серьезный и с сосредоточенным видом рассматривал стоявшее на столе сооружение из стальных колец и шестеренок. От легкого прикосновения пальца стальная карусель начинала вращаться сразу в нескольких плоскостях, и юноше нравилось приводить ее в движение, но, даже играя, он сохранял на лице выражение непреклонной воли.