Эмма тихо вскрикнула, подняла яростный взор на Дэниела:
— Ты должен был добраться до нее раньше Лауса!
Рука Лексена легла ей на спину. С моего угла было плохо видно, но, кажется, он гладил ее по позвоночнику. Она повернула голову, улыбнулась, их взгляды встретились, и на мгновение в его глазах блеснули ослепительно белые искорки. Они исчезли так быстро, что я даже начала сомневаться, уж не привиделось ли.
— При помощи камня на ожерелье Лаусу удалось временно отсоединить Дэниела от сети, — объяснил ей он, — мы даже не подозревали, что камень на такое способен, поэтому Дэн не был готов, — он замолк, будто подбирая слова, — если нас отсоединить от сети, нам нужна…
— Перезагрузка, — с радостной готовностью подсказала я.
На этот раз Эмма не ахнула, а зарычала. Лицо так и вспыхнуло яростным огнем. Ее бурный характер выражался даже в цвете волос. Она мне нравилась все больше. Почему-то с обычными, нормальными людьми мне было тяжело, может, потому что сама я ненормальная.
— Значит, ему все-таки удалось заполучить кровь Калли, и он теперь на пути к третьему хранителю. Что предлагает делать совет? — спросила Эмма.
— Надеюсь, скоро узнаем, — проворчал Лексен, — но пока они повторяют бесполезную информацию о договоре.
Я слушала в пол уха, ведь все вокруг было новым. Но пока что действительно ничего нового, кроме того, что для обоих умирающих миров договор жизненно важен, и его нужно сохранить любой ценой, я не узнала.
Окружающие Даэлайтеры тоже болтали. Довольно легко было понять кто откуда — кроме Эммы и Лексена, которые находились рядом со мной, среди Империалов, я увидела всего несколько стоявших среди других групп. В основном же, все старались кучковаться вместе и собирались напротив своих территорий. Чейз тоже присоединился к своему народу.
— А ты живешь здесь, в Надмире? — спросила я Эмму. Куда больше меня занимали их отношения с Лексеном.
Она покачала головой:
— Нет, я живу на территории Даэлайтеров в Астории.
— И ты тоже там будешь жить, — сказал мне Дэниел, — Нужно, как и раньше выполнять условия договора. Например, мы должны ходить в школу. — Это, вот, как раз я узнала только что от совета. — Тебе все равно придется находиться рядом со мной. Иногда будем возвращаться на территорию Империал, чтобы восполнить твою энергию.
Я сощурилась. Из всех троих, Эмма — самая низенькая, но даже ее моя вспышка гнева, казалось, не напугала. Может дело все в том, что она слишком долго зависала среди этих оверлордов, по сравнению с негодованием которых самая моя дикая злость — ничто?
— Нет у меня времени в школы ходить. Сначала — найти маму, потом — замочить Лауса. В таком порядке. Или в другом — мне пофиг.
Эмма усмехнулась:
— Так и думала, что ты мне понравишься! Мы, хранители, должны держаться вместе.
От ее веселого ответа на сердце тут же потеплело.
— Мы обязательно разыщем Лауса и твою маму, — пообещал Дэниел, — но нельзя забивать на обязанности. — Что поделаешь, такая вот оборотная сторона у жизни оверлорда.
Оставалось только тяжело вздохнуть и принять все как есть, и что торопиться тут, смысла нет. Но я была очень благодарна, ведь все искренне старались помочь.
— Ладно, Эм, пора возвращаться к Даркенам, — сказал Лексен, прижимая Эмму. Он держал ее, будто важнее ее в мире ничего не было.
— Ладно, увидимся позже! — сказала на прощание Эмма, а потом внезапно обняла меня. И они ушли.
Я удивленно повернулась к Дэниелу.
— Эмма — отличный друг. Она прекрасно понимает, через что тебе пришлось пройти, ведь и сама, с тех пор, как Лаус убил ее родителей, многое пережила.
Его слова всколыхнули много тяжелых чувств. В ответ на мою боль Дэниел взял меня за руку и сжал ее.
— Ой, прости, Калли, не подумал, — пробормотал он, — твоя мама, может, все еще жива. Лаус не убивает пленников, а чаще всего мастерски превращает их жизнь в существование.
Я сделала долгий выдох, а потом расхохоталась:
— Хах, еще лучше «Эй, Калли, твоя мама, может, жива, но ее постоянно пытает сбрендивший бывший оверлорд».
Дэниел потер лоб. А я как зачарованная не могла оторваться от причудливых каракуль на его голове.
— Да уж, утешитель из меня тот еще, — признался он.
— Тебя самого-то когда-нибудь утешали? — с любопытством спросила я.
Он замер, сжал зубы. Стоило извиниться, видимо этот неаккуратно брошенный вопрос задел за живое. Но он все же выдохнул и ответил:
— Самыми близкими и дорогими в жизни всегда были мама и старший брат. Он всегда присматривал за мной, но когда я был еще маленьким, однажды исчез. Вот он был, и уже нет. С тех пор никто его больше не видел. Мы думаем, он мертв, — последнее слово Дэниел произнес хриплым голосом, — а мама умерла, когда я проходил вторую стадию метаморфозы. Примерно… в десять.