Дом Иова. Пьесы для чтения

Петр: Тогда представь себе базарную площадь, брат. (Медленно идет по сцене). Представь себе толпу, собравшуюся вокруг какого-то человека, который стоит на коленях прямо в пыли, окруженный галдящим народом… (Глухо). Он весь кровоточит, этот несчастный, да так, что вся его одежда пропиталась кровью и сам он походит, скорее, на овцу, с которой только что содрали шкуру, чем на человека… А потом он упал и стал молча кататься по земле, потому что боль, которая терзала его, наверное, была просто невыносима, хотя еще невыносимее было то, что все, кто толпился вокруг него, хотели, чтобы он поскорее ушел отсюда прочь, потому что в их глазах он был нечист. Вот почему все эти люди, которые собрались вокруг, кричали, чтобы он поскорее убирался, тогда как он все медлил и медлил, ибо сама мысль об изгнании была в тысячу раз страшнее любой боли…

Отложив шитье, Павел молча и без выражения смотрит на Петра. Короткая пауза.

(Негромко). Прости меня, брат, но мне почему-то показалось, что будет правильно, если мы скажем тебе о том, что мы видели сегодня. А видели мы все, что этим человеком был ты… Я говорю, "видели", потому что кроме меня этот сон, к несчастью, приснился сегодняшней ночью еще Йоханану и Мальве.

Павел: Йоханану и Мальве? (Вновь откладывая шитье) Ты сказал, Йоханану и Мальве, Кифа? Тебе, Йоханану и Мальве вдруг приснился один и тот же сон, где я лежу окровавленный, а мои собратья гонят меня прочь и швыряют в меня грязью?.. (Негромко смеется). Мне кажется, что для того, чтобы растолковать этот сон тебе не требуется никаких особых усилий, Кифа. Достаточно было бы спросить Йоханана. Вот уж кто, должно быть, обрадовался, когда увидел во сне кровоточащего Павла. (Смеется сквозь зубы) Наверное, он и сам не отказал себе в удовольствии огреть меня палкой или швырнуть мне в глаза песком… (С ядовитой насмешкой, сквозь зубы). Впрочем, я его понимаю. Трудно любить того, кто мешает тебе уснуть и жужжит над ухом, как надоедливая муха. (Вздрагивает от начавшейся вдруг мелкой дрожи). Ты ведь тоже ненавидишь меня, верно? Вместе со всеми вашими братьями, которые считают Павла исчадьем ада, покушающимся отнять у них их Иисуса, так словно это какая-то вещь, которую можно отнять или присвоить? (Дрожа) Я ведь уже давно заметил, что они разговаривают со мной, словно я одержим слабоумием, хотя было бы гораздо лучше, если бы они посмотрели, чем они сами заняты здесь, в вашем хваленом Иерусалиме?.. Или они, в самом деле, думают, что он наказывал им строить дома или шить одежду для пресвитеров, или собираться, чтобы без конца вспоминать, что Господь говорил, когда был вместе с ними? (Издевательски смеется) Хорошее дело – собираться, чтобы вспоминать, что он говорил вам двадцать лет назад и не слышать того, что он говорит сейчас, когда время уже на исходе, и следующего дня уже может не быть!.. Лучше бы вы поучились у язычников, которые каждое утро просыпаются в ожидании его пришествия и ложатся спать, не надеясь дождаться следующего дня! (Сотрясаемый дрожью). Или у Павла… который за последние три года… не потратил на себя ни одной драхмы… и у которого нет не только смены одежды… но даже мешка, где ее можно было бы хранить… Или ты надеешься… что Господь придет к тем… кто одевается в льняные одежды и откладывает… деньги… на свое погребение?.. Тогда… боюсь… тебе… действительно… придется… долго ждать, Кифа… Долго… долго ждать…

Петр: Постой, постой, брат… Ты весь дрожишь… Может тебе лучше лечь?

Павел: Пустое… Сейчас это пройдет.

Петр: Я принесу воды

Павел (быстро) Нет!.. Останься… (Стуча зубами). В конце концов, это всего лишь глупый приступ, который посылают нам небеса, чтобы мы не слишком заносились. Он похож на обыкновенную лихорадку, от которой легко избавиться с помощью сушеного корня белого винограда… Вся беда в том, что когда это случается, мне начинает казаться, что у меня под ногами открывается бездна, в которую сейчас провалится весь мир. (Глухо). Мне, наверное, не следовало говорить тебе это, Кифа…

Петр: Это всего лишь болезнь, брат. Тут нечего стыдиться.

Павел (сотрясаемый дрожью): Да, Кифа. Всего лишь болезнь, которая делает тебя ничтожным, как пылинка и бросает в колодец, у которого нет дна… (Стыдясь своей слабости). Если можешь, то дай мне руку…

Подойдя, Петр протягивает Павлу руку.

(Почти с ужасом). Держи меня, Кифа. Не дай мне упасть…

Не отпуская руку Павла, Петр опускается на скамейку. Небольшая пауза.