Дом из пепла и стекла (ЛП)

Он внимательно меня рассматривает.

— Не уверен, что тебе нужно это знать.

— Что? Ладно, давай пропустим спортзал и сразу перейдём к оружию, ублюдок, потому что ты не имеешь права говорить мне, что я должен знать.

— Может и нет, но сейчас ты едва соображаешь. Если я расскажу тебе о его странных пристрастиях, ты пойдёшь туда, ты это знаешь.

Я сокращаю расстояние между нами.

— Мой разум уже там. Рассказывай. Это не может быть хуже того, что я себе представлял.

Он вздыхает.

— Он в странном дерьме. Ноги. Другие вещи. Девушки как куклы. Но больше всего он и один парень вели напряжённую беседу день за днем. Они сетовали на то, что все женщины в наши дни, по их словам, шлюхи.

— Ладно?

— Кажется, наш уважаемый друг художник потерял музу, потому что все женщины были слишком распущенные. Он может рисовать их только, если они чистые, и он не может никого найти. Тот парень согласен с его взглядами и считает, что женщины должны быть заперты и защищены от своих собственных, как он выразился, демонических импульсов.

— Чёрт возьми.

— В любом случае, парень, с которым он говорит, более экстремальный. Луи, так зовут нашего урода, не считает, что женщины — зло, просто шлюхи, и он хочет чистую. Одно из его последних сообщений было после аукциона туфли. Оно у меня. Хочешь послушать?

— Да, — я сдерживаю себя, чтобы не наброситься на посланника в тот момент, когда Сильванов начинает мне читать.

— Морис, думаю, я нашёл её. Мою музу. Это судьба, она должна быть такой, чтобы туфелька подошла. И она идеальна. Голубые глаза, фарфоровая кожа, золотистые волосы. Идеальная маленькая кукла. У неё даже фигура такая, какой не бывает в наши дни. Все эти женщины ходят в спортзал и губят себя. Но не эта. Можно перенести её в пятидесятые, и она бы точно вписалась. Она идеальная фарфоровая кукла, и она невинна. Я видел это в её взгляде. Она не запятнана. Я хочу сделать её своей.

В следующем говорится это:

— Я узнал, что моя куколка должна выйти замуж за какого-то мерзкого бандита. Я закипаю от злости. Болен от ярости. Она ещё одна шлюха, но она хуже остальных. Она шлюха, притворяющаяся невинной. Найдём ли мы когда-нибудь в современном мире невинную женщину, которая не была бы просто уродливой каргой, позволившей себе разориться? Думаю, что нет, и именно поэтому я не могу рисовать.

Он бросает чтение и качает головой.

— Это похоже на какую-то группу поддержки неудачников для грёбаных извращенцев. Я сам хочу разбить ему голову, а он даже не мою женщину увёл.

— Сообщения? Это было последнее?

— Нет, есть ещё одно, — он вздыхает, но потом начинает читать.

— Морис, замечательные новости. Она не шлюха. Я всегда был прав, и должен был прислушаться к своим инстинктам. Тупая корова, купившая билеты, её мачеха, утверждает, что имеет право на туфлю, и хочет, чтобы я сделал ей другую. Дело, однако, в том, что она смеялась со мной по электронной почте над тем, какая Синди глупая и невинная. Она выходит замуж за этого ничтожного преступного куска дерьма только, потому что должна. Синди нужно спасти, Морис. Могу я воспользоваться твоим домом?

Моя голова раскалывается на последней строчке.

— Где его дом?

Сильванов пожимает плечами.

— Не знаю.

Мои пальцы чешутся от желания обхватить его горло и выжать легкомысленность из него.

Он улыбается мне.

— Но я знаю, где живёт Морис, и это недалеко, если ты хочешь его навестить.

— Ты замечательный ублюдок, — я притягиваю его лицо и целую в щеку в итальянском стиле. Он отстраняется и вытирается рукавом.

— Иисус, итальянцы. Хочешь, чтобы я пошёл? Тебе нужны люди?

— Нет, с этим я разберусь, но в долгосрочной перспективе я хочу, чтобы с охраной разобрались. Когда я верну Синдерс-Синди, я хочу, чтобы она была под защитой.