Дом хлеба

Вот те раз! Наш самый добрый батюшка в мире, легко разрешающий послабления и в Великом Посту даже без особых к тому показаний, только что парой тихих слов перечеркнул все предпраздничные тусовки декабря, столь любимые Л. Стоит заметить, что отчасти эти мероприятия были ее работой – часто за столом легче решались вопросы, ради которых не удавалось пробиться на официальный прием в течение года. В голове закружились мысли о несправедливости и нецелесообразности такого благословения: «ведь даже монахи в Александро-Невской Лавре вкушают рыбу Великим Постом»; «всем, с кем я должна встретиться в эти дни, придется что-то объяснять, чтоб не обидеть»; «так и скажу: отец Иоанн благословил, но каждый, кто в церковной теме подумает, что я натворила нечто такое страшное, что даже наш добрый батюшка наложил на меня епитимью»; «и вообще я терпеть не могу хлеб – от него толстеют»; «но самое ужасное – это Боречка!». Боречка – это тот самый, который то звонил, то не звонил, и занимал своей персоной и своими смсками весь внутренний мир нашей героини. Одна только мысль о встрече с Боречкой могла ввергнуть ее в состояние мечтательности до вечера, а когда свидание происходило, Л. целиком и полностью принадлежала Боречке, растворяясь в его глазах, словах и прикосновениях. И несмотря на то, что между ними того самого не было, ибо Боречка был человек с понятиями и даже весьма религиозный, к тому же Рождественский Пост, эти самые его прикосновения сводили ее с ума. В ближайшее воскресенье в ресторане Боречка стал первым человеком, с которым Л. пришлось объясняться по поводу своего воздержания. И она получила всё, что предполагала: и недоумение, и явную обоюдную неловкость от того, что мужчина заказал еду только себе, а ей – лишь хлеб, и вопрос: «Что ж ты такое накосячила?!» и даже сочувствующий взгляд официантки. Своему драгоценному спутнику Л. объяснила всё, как есть, но за его сдержанностью угадала недоверие к своим словам и явную раздраженность неловким моментом в ресторане. Уже этим вечером, оставшись дома одна, Л. рыдала в подушку, понимая, что Боря, скорее всего, больше её никуда не пригласит, по крайне мере до конца Поста. До Рождества оставалось ещё 35 дней. И эти 35 дней нужно было как-то прожить, сохранив отношения. Так часто бывает в жизни – когда нам очень нравится человек, мы теряем уверенность, становимся зависимы и очень уязвимы до того момента, пока не убедимся во взаимности нашего избранника. Л. рыдала от того, что очень любила Боречку и ни в чём не была уверена. Но Бога она любила больше.