Дом колдовства

Все, что я знал о своем положении, сводилось к тому, что Торелли велел Джокеру следить за мной и, несомненно, уже осведомлен о том, что я от него сбежал. Больше мне ничего не было известно. Обычно такие типы, как Торелли, стараются избегать прямого насилия и убийства. Однако верно и то, что иногда отдельное, чисто сработанное убийство признается необходимым — а Шелл Скотт отнюдь не стал бы одной из жертв массового убийства.

Я нашел телефон и набрал номер, который мне дала Глория. Она сама взяла трубку.

— Привет! — сказал я.— Это я, Глория. Джордж дома?

— Да,— ответила она.— Это я.

Значит, Джордж слушает. Я сказал:

— Очень хочу вас видеть. Такой чудесный вечер, мы могли бы искупаться, как Адам и Ева.

— Звучит заманчиво,— сказала она.— Как единственные люди на всей земле.

— Не то,— сказал я,— я имею в виду — без костюмов.

— Ах, вот что! Я бы с удовольствием, милый!

— Эй,— сказал я,— вы уверены, что Джордж там?

— Да.

— Я просто так сболтнул, но, пожалуй, это неплохая идея. Как....

— Нет. «Эль Фикантадо» звучит гораздо лучше. Вы понимаете?

Я понял. Джордж примирился бы с моим приходом в ночной клуб, но не с купанием без костюма. Я его не осуждаю.

— О’кей,— сказал я, понимая, что, если нас подслушивают, нужно говорить достаточно точно. И продолжал: — Серьезно, Глория, как насчет того, чтобы встретиться в баре? Вы можете уйти одна, без мужа?

— Думаю, что смогу. Он сейчас в маленькой комнате, той, откуда выход на террасу. Впрочем, вам это ни о чем не говорит, ведь правда? Словом, я все устрою. Встретимся, скажем, через полчаса, может быть, даже раньше. Пока!

Я повесил трубку. Да, Джордж действительно дурак. Мне нужно было убить время, и, поскольку я собирался в ночной клуб, прятаться не было смысла. Все равно меня обнаружат — рано или поздно. Я вошел в бар, забрался на высокий стул и заказал «бурбон» и тоник. Это было так вкусно, что я повторил. Потом лениво побродил по аллеям, приглядываясь к лицам, и отметил одно, которое видел на совещании. Ничего не случилось, поэтому я развлекался, разглядывая афиши, рекламирующие программу ревю.

«Эль Фикантадо» означает «скала» или «утес», что весьма подходит для этого ночного клуба — ресторан, соединенный с танцплощадкой, подвешен на склоне утеса, выдаваясь над морем. Если бы пол был сделан из стекла, посетители могли бы созерцать океан прямо под собой с высоты ста футов.

Центральный номер программы был скопирован администрацией с номера, который показывался в варьете в «Ла Парла» — ночном клубе отеля «Мирадор» и, возможно, одном из самых красивых и уникальных ночных клубов в мире. Этот номер заключался в том, что при трепетном свете факелов отважный и дерзкий пловец бросался с утеса в океан и уходил на глубину сто двадцать футов. Ё тот вечер, наряду с прыгуном, «Эль Фикантадо» представлял своим гостям, как гласила афиша, исполнительницу акробатического танца Марию Кармен вместе с Эрнандесом и Родригесом. Тут было помещено фото Марии — прелестной миниатюрной мексиканки, которой, видимо, совсем недавно исполнилось двадцать лет. Рядом красовались фото Эрнандеса и Родригеса, но я не обратил на них внимания.

После моего звонка к Глории прошло минут двадцать, часы показывали уже 21.00, и я подошел к зданию отеля и стал ждать. Через пять минут появились двое, весьма похожие на Родригеса и Эрнандеса. Едва они прошли мимо меня, как к отелю подкатил большой желтый «кадиллак» и остановился перед входом, а из него выскочила девушка, которая могла быть только Марией Кармен.

Она была среднего роста, но впечатление, которое она производила, было далеко не средним. Мне говорили, что мексиканки созревают совсем в юном возрасте, а я бы сказал, что Мария созрела, когда ей было лет шесть. Прелестная маленькая женщина, точеная и изящная, как куколка.'

Когда она пробегала мимо меня, я сказал:

— Хэлло, Мария! — просто так, из озорства. Я люблю жить с риском.

Она остановилась, видимо, подумав, что я — кто-то из знакомых, и ответила:

— Хэлло!

Похоже, пообщаться будет не так легко, как я вообразил. Я говорю по-испански, так сказать, спотыкаясь, и, если эта крошка Мария будет продолжать в том же духе, лучше сразу сказать ей «Адибз» — единственное испанское слово, которое я могу произнести без запинки. Все же я ответил на всякий случай:

— Я сказал-«Хэлло!» просто из азарта. Я узнал вас по фото.

Она засмеялась и ответила по-английски гораздо красивее и чище, чем говорю я:

— О, я к этому привыкла. А вы кто?

— Шелл Скотт.

Она сказала:

— Привет, Шелл. Ну, я побежала.

Она именно так и сделала. Но прежде, чем завернуть за угол, обернулась и звонко крикнула через плечо:

— Эй, Шелл! Посмотрите варьете, если сможете! — И исчезла. 

Еще'через две минуты я увидел Глорию: она обогнула здание и поднялась по ступенькам. И хотя после Марии Кармен Глория показалась мне несколько тяжеловатой — она была прелестна и очень привлекательна в красивом голубом платье, которое облегало ее фигуру, словно собственная кожа.

Она одарила меня сияющей улыбкой и подмигнула своим зеленым глазом.

— Хэлло, Шелл! Мне удалось незаметно удрать. Я вижу, вы живы и здоровы.