Дом колдуньи. Язык творческого бессознательного

М. В. Розин следующим образом описывает работу группы ИТЖ:

1) Клиент рассказывает о своей проблеме. Он успевает выра­зить основную мысль, дать образ, сквозь который преломлены его переживания, но он не успевает завершить самовыражение и полу­чить иллюзию понимания — его прерывают и

2) Начинается длительное и нудное препирательство психоте­рапевта с наблюдателями: их заставляют встать, а они не встают, их ругают и опять заставляют встать, и они опять не встают, и это длится, и длится, и длится часами.

3) Когда клиент считает, что к его проблеме уже не вернутся, к нему обращаются и предлагают сказать нечто, в чем будет содер­жаться «момент истины».

4) Клиент пробует что-то сказать — его грубо обрывают и на­чинают «мешать с грязью», умело используя те болевые точки, ко­торые он показал в самом начале. Продолжая размазывать лично­стное достоинство  клиента,  психотерапевт дополняет основную тему некоторыми вариациями, например

4а) предлагает клиенту еще раз попробовать сказать «насто­ящее». Тот покорно произносит нечто действительно важное и тем самым помогает своему мучителю распинать себя еще изощреннее.

4б) Другая вариация: психотерапевт переходит от обличения к философской проповеди и перемешивает значимые для клиента слова со словами о божьем страхе, моменте истины, любви, плате, ответственности, полете летучей мыши и т. д. Тема проповеди имеет некоторое отношение к тому, о чем говорил клиент — по крайней мере, в ней часто употребляются ключевые слова. Более того, каж­дую отдельную фразу можно понять, но невозможно пересказать смысл всей проповеди — это поэма без начала, без конца, без опре­деленного жанра, без видимой цели; это поэма, в которой употреб­ляются образы, близкие к гениальным; это поэма, наполненная сло­вами примитивными и вульгарными, выспаренными и искренними.

5) Затем клиенту могут предложить что-то сделать, например, его попросят испугаться. Если он скажет, что испугался, ему отве­тят, что он не так испугался, что надо было испугаться по-детски, а он испугался по-взрослому и т. д.

6) Клиент, наверное, ожидает, что «работа» близится к завер­шению, но не тут-то было — в очередной раз рассердившись, пси­хотерапевт кричит: «Ах, так! Значит теперь вы будете смотреть, как из-за вашей любви людям ломают пальцы! Вы будете смотреть как он мучиться из-за вас?!» Психотерапевт хватает руку того, кто си­дит к нему ближе всего, и начинает выкручивать ему пальцы.

7) Затем может, например, последовать фраза: «А теперь я вам расскажу анекдот», после чего действительно будет рассказан заме­чательный абсурдистский анекдот, ассоциативно связанный с про­исходящим...

8) Тут, предположим, наступает время для похорон «неради­вого клиента» (метафорических, как вы догадываетесь) — клиента выставляют за круг и называют покойником...

9) И, наконец, следует самое замечательное во всей психотера­пии: похороненный человек обретает ореол святости, начинается работа с новым клиентом и тут-то выясняется, что «покойник» го­ворил нечто настолько важное, был настолько близок к истине, от­дал всем присутствующим столько пота и крови, что новый клиент ему в подметки не годится. «Покойник» начинает гордиться своими страданиями, и, когда его опять допускают в круг и продолжают изредка то ошпаривать кипятком, то превозносить до небес, он смотрит на психотерапевта влюбленными преданными глазами, а его проблема... естественно не могла остаться в том же виде, в ко­тором существовала до этого сеанса. Человек, многократно ос­корбленный, втоптанный в грязь, похороненный, а затем вытащен­ный из могилы в качестве примера для последующих поколений... человек, который услышал слово «любовь» сотни раз, причем в контексте «божьего страха», выламывания пальцев и анекдотов, не может остаться неизмененным. И самое главное происходящее в нем изменение — размывание внутреннего содержательного поля, в котором существовала проблема. Слова, которые он употреблял для ее описания, например, слово «любовь», абсолютно меняет свой смысл, и человек больше не может произносить их с тем же чувст­вом, с которым он говорил еще буквально час назад. Размывается фактура полотна, содержащего до сего времени проблему.

М. В. Розин эксплицитно выделяет следующие средства алексейчиковской терапии:

«1. Шизоидная речь психотерапевта, в которой слова клиента попадают в выхолощенный высокопарно-патетически-анекдотичес­кий контекст.

2. Вопросы, на которые нет ответа (по крайней мере, ответы не принимаются, а если и принимаются, то непонятно почему).

3. Задания, которые не могут быть выполнены.

4. Череда унижений и поощрений (основные унижения — в на­чале; основные поощрения — в конце).

5. Эмоциональная  привязанность  клиента к  психотерапевту, можно сказать, преданность и обожание, сформированные на осно­ве унижений и поощрений.

6. Странные действия психотерапевта: выламывание пальцев, анекдоты, фотоаппарат, который появляется в совершенно непред­сказуемый момент, и др.».

Тексты.