Дом, которого нет

– Всё, я иду спать. День выдался не из лёгких. – Она погасила свет в гостиной, где оставила Стаса, ворочающегося на диване, и включила в спальне, приговаривая себе под нос: – Правда, ещё неизвестно какими будут следующие дни, может на работу придётся забить. – Щёлкнул выключатель, кроватные пружины раздавились с характерным треском от веса человеческого тела, и в доме сразу настало затишье.

Задребезжал холодильник – единственный нарушитель абсолютного молчания в загородном доме, без него было бы слишком тихо, звенящее ночное беззвучие сдавливало бы виски. Лидия представила: как же страшно в той избе, как в склепе, без холодильника, без светящихся электронных часов и мелких красных лампочек, разве что мышь возится под полом. Бр-р… мерзость какая…

– Лид! – Голос мужа вернул в 2022, такой же бодрый, как часом ранее.

– Ну? – Она попыталась громко зевнуть, чтобы он слишком долго не разглагольствовал.

– А ты будешь им говорить – кто и когда умрёт?

– Ты что спятил?! – Лидия резко привстала на локте. – Не вздумай им сказать! Даже не смей! Как человеку можно такое заявить – когда он умрёт? Ещё не хватало, чтобы ты приходил туда и кукукал там – кому сколько жить осталось!

– Да что ж мне и слова сказать нельзя… – Стас заворочался, недовольный и обиженный, или прикидывающийся таковым. – Последние два дня ты сама не своя, любое слово скажу – ты с пол оборота заводишься.

– Любое слово?! А не родить ли тебе от кого-нибудь – любое слово?! А сообщишь ли ты бабкам, когда им на тот свет отправляться – любое слово?! Самым коронным «любым словом» знаешь, что у тебя было?

– Я так понимаю список ещё не иссяк? Когда ж я столько наговорил… Ну послушаем, послушаем…

– «Должен поставить тебя в известность, что сегодня я заведу свою шарманку и отправлюсь навестить прабабок. Ты пока посиди тут на снежку, а я сейчас мотанусь и мигом обратно». Чего от тебя ещё ждать новенького? Какими порадуешь «любыми словами»?

– Господь Всемогущий! – вполголоса завопил Кураев, переворачиваясь, затем обратился к жене: – Уж не думал, что ты так серьёзно всё воспримешь. Лидунь, ну что ты меня, дурака, настолько всерьёз воспринимаешь? Ну балаболю я всякое, по большей части пустое, я по жизни балабол, будто ты меня первый день знаешь…

– Я тебя к бабкам на пушечный выстрел не подпущу, – продолжала Лидия с суровостью в голосе и уже не из постели, а стоя, подбоченившись, в дверном проёме. – Балаболит он… Добалаболишься и я вообще не рожусь – не от кого будет, вымрут все от инфаркта. Балаболит он…

За наружной стеной дома послышался громкий звук – Лидия вздрогнула, она была на взводе. Оба замерли, напрягая слух, но больше ничего не происходило: никакого шевеления, завывания, полная тишь. Она продолжала стоять в проёме в той же позе, напряжённая, в ожидании следующего, хотя бы незначительного хруста или скрежета, лицом она повернулась к окну спальни, по-прежнему не закрытому гардинами до конца. Лидия вглядывалась.