Дом, который построил Майк

Чтобы не устраивать международных скандалов смерть журналистки была оформлена, как несчастный случай, (упала на маникюрный нож, поскользнувшись в ванной комнате при принятии душа), и красивое бренное тело отправили маме Маргрэйт Дэ Моор в цинковом гробу грузом 200, рейсом С.Петербург - Амстердам.

Тем же самым рейсом, тем же самым стареньким Ту-154, что мы в своё время прилетели на Голландщину с Пашей Матюхиным, будущим первым русским Министром Культуры Нидерландов.

Такие дела.

Марэнта мне оставила в наследство автомобиль Волга, Газ-21, такси, подаренный ей за хорошую работу на Шестом Канале от благодарных милиционеров города на Неве. Авто благополучно сгнил за восемь лет постоянной парковки в Амстердаме на улице Поштестье Вэх, прямо на мосту.

А ключики от такси лежат сейчас в моём "историческом" комоде в Торонто.

Ага.

Так вот, можно считать, что мы заочно переспали с Иосей Бродским. Он настолько серьезно оценил наше с Петюней сочинение и иллюстрации, что забрал их с концами в свою коллекцию, назвав их одними из лучших в этом стиле "произведениями" (слово то какое сильное), которые он видел за последнее время. Забрав Петюнины координаты, он обещал нам позвонить, как только, так сразу, и, к несчастью, пропал навсегда. Что только не делали бедные сыновья лейтенанта Бродского, писали ему письма, звонили его литературному менеджеру в США, ходили в редакцию журнала "Юность", официальному агенту Иоси. Все напрасно. Рукописи не горят, но пропадают в столах под сукном у великих мастеров. И пришлось нам восстанавливать упущенное, базируясь на собственных скудных воспоминаниях и воспоминаниях благодарных читателей.

В редакции журнала Юность на дверях главного редактора в то время висел вполне примечательный плакат-лозунг.

Какой?

"Юноши и девушки! Овладевайте друг другом!"

Не с внешней стороны редакторской двери, конечно, а с внутренней.

Чтобы прихожане не заметили.

Кстати, Бродский умер, а стихи его живут.

Такие дела.

И ничего у меня от него не осталось.

Вот, правда, есть такое стихотворение, что написал на его смерть Володя Мишин, Бродского хороший знакомый еще по иммиграции и мой добрый друг. Царство ему небесное.

На смерть Бродского.

Он умер в январе, в начале года...

И.А. Бродский

"Стихи на смерть Т.С.Элиота"

Умер Бродский... Добавить нечего.

В шесть часов утра или вечера -

не имеет зимой значения

для закрытого помещения

капитала в швейцарской банке

жестяной из под валерьянки,

валидола и корвалола -

чтоб пореже в груди кололо

в ярко-красном стручковом перце,

именуемом ниже "сердце".

Расстреляло запас орудие

гениального словоблудия,

не подверженного конверсии,

но - согласно известной версии -

душа гения отлетела,

дистанцировавшись от тела,

подлежащего погребению_

и сказуемого поебенью

четверть века тому в Империи

бывшим ведомством Л.П. Берии.

Остаются в прошедшем времени

падежи, части речи, премии,

телогрейки, абзацы, мантии,

визы, консульства, дипломатии,

пересуды, суды, ОВИРы,

фунты стерлингов, Йены, лиры

(в смысле денег и музы в смысле),

отвердевшие полумысли,

не дошедшие до бумаги,

и - трёхтомник в универмаге.

В настоящем - слова-сироты.

И поэтов взвода и роты,

батальоны полки и армии -

тех, что, встав за станки токарные,

подгоняют их так и этак,

как в прокрустовы рамки клеток

тематического кроссворда,

именуя всё это гордо,

почему-то стихов твореньем,

а не просто - бумаги треньем.

Впереди - если верить слухам -

бесконечные сборы с духом,

варианты реинкарнаций,

перемены полов и наций,

местожительства и профессий,

христианских и проч. конфессий,

конституций, гражданств, привычек,

коньяка, сигарет и спичек

языка, цвета глаз и кожи.

И имен, к сожаленью, тоже.

Имена остаются с телом -

на надгробиях первым делом

(а бывает, что и последним -

с позволенья сказать, наследием).

Иногда - на листках бумаги

(см. "трёхтомник в универмаге").

И в сердцах (не сочтётся пошлым!)

современников - если в прошлом

был к тому подходящий повод

и для связи двужильный провод.

Ну, а проводы - те недолги.

Далеко до Невы и Волги.

Где он нынче - Василь"вский остров?

(Пригодился чужой апостроф

для родной, изначальной речи).

Да и речь далеко-далече.

Время сжалось до мертвой точки.

Все слова - кроме нижней строчки -

ожидает приют сиротский:

Бродский умер - да здравствует Бродский!

Виктория Сван так пела, что очень хотелось сесть ей на лицо. Это Жванецкий так выразился о ней после встречи зарубежных журналистов с Клубом Толстяков России в 1998 году в Питере.

Нажралась эта Лебедь белая там как грелочка и давай горланить Калинку-Малинку-Мою. И никто не мог ее остановить из уважения к женской зарубежности, так трудолюбиво и старательно, не, пропуская ни единого слова, она выводила - Кальйинка-Мальйинка мойа.

Да, и еще вот что, в 1999 году, в марте, Виктория Сван, к тому времени ярая антиглобалистка, получила прямо в лоб большую полицейскую пулю со слезоточивым газом около консульства Соединенных Штатов в Торонто, во время демонстрации протеста бомбардировки Югославии.

Через четыре дня она благополучно скончалась в госпитале у себя дома в Стокгольме от кровоизлияния в мозг, так же как Антоша Горонков в своё время в Тель-Авиве.

Такие дела.