Читаем Дом людей и зверей полностью

Девочка в школе, у мамы руки в муке. Она кое-как открывает дверь.

Дворник Вася, смущенный как человек, осознающий, что совершает добрый поступок, протягивает ей на ладони Крыску:

— Вот, вашей дочке. Жива-здорова…

Мама в испуге отдёргивает руку, ведёт дворника в дом, просит:

— Посадите хоть в эту банку.

Радость становится на задние лапы, дворник уходит, провожаемый совсем не весёлым «спасибо».

Когда Крыска исчезла, мама сказала дочке: «Ушла и ушла. Может быть, где-то ей будет лучше».

В самом деле, они же не выбросили её в мусоропровод. Не отнесли на корм удаву.

— Лабораторное животное, куда тебя теперь? — говорит мама.

Крыска стоит на задних лапах, головку — набок, слушает.

Мама объясняет ей:

— В аквариум тебя не посадишь, нет, там твой сынок хозяйничает. Он ведь тебя как гонял?

Крыске слышится как будто участие. Мама спрашивает невесть у кого:

— Что мне теперь, два крысятника в доме держать? Вот радость-то…

«Радость, Радость!» — Крыска узнаёт знакомое слово.

Мама говорит:

— Или в зоопарк тебя сдать? Ты же лабораторная! Тебя специально вывели… Пусть тобой питаются…

В самом деле, унести её, что ли, вот в этой банке, пока дочка не пришла? И дочка ни о чём не узнает.

Мама втолковывает Крыске:

— Ведь ты только ешь — и всё. И убирай за тобой. И ещё кусаешься. Никакой радости от тебя.

«Это я — Радость!» Крыска громко пищит.

Она забыла уже, как кусалась. Забыла свою ненависть к маме и дочке. Они разлучили её с Крысом, как прежде какие-то люди разлучили с Самой Большой Радостью.

Она привыкла — когда уходишь откуда-нибудь, назад уже не вернуться. Тебе могут только показать твой прежний мир издалека, чтобы у тебя сердце сжалось… И у тех, кого ты оставила — тоже.

И вдруг её путь пошёл в обратную сторону! Она опять в этом доме, где пахнет вот этим домом, уютом. Каждый человек пахнет по-своему, и оказывается, запах можно узнать и понять, что соскучилась по нему! Здесь она когда-то поняла, что стала Большой Радостью… Так, глядишь, и к Крысу она когда-нибудь вернётся, и к своей Самой Большой Радости…

Крыска чувствует, как любит их всех — и эту огромную тоже…

Она подтягивается на лапах и вылезает из банки, пищит:

— Ну возьми же меня на руки! Видишь, мы встретились…

Передними лапками в воздухе опору ищет. Сейчас соскользнёт с банки.

Мама ищет, чем бы её взять… Вот, полотенце. Потом постирать его, не забыть… Вот ведь — забот не было.

Все неприятности мама встречает как новые задачки. Пришла задачка — её решать надо.

Но про крысу — это сейчас не главная задачка. Главное то, что дочкин класс едет на экскурсию, в соседний город. Там будет дельфинарий и аквапарк. Деньги в понедельник надо принести… И мама не представляет, где их взять.

Должно быть, она так и скажет дочке. Предложит: «Давай лучше прогуляемся по городу. У нас тоже интересно! Сходим в зоопарк, вот как раз повод — крысу отнесём…»

Мама думает: сколько угодно людей и в самом деле взяли бы и отнесли Крыску в зоопарк! А значит… Значит, ничего в этом такого нет. И дочка ведь не знает, что маме директор говорил. Кто ей расскажет? Директор обещал молчать, и мама не скажет ни за что на свете.

Решено — она покормит дочку обедом, а потом Крыску прямо в этой банке… Дочка попросит нести сама. И будет идти вприпрыжку, и делать вид, что ехать с классом ей совсем не хочется. Достаточно городского зоопарка.

У мамы добрая девочка. И мама от этого виноватой себя чувствует. Если бы дочка кричала, что она не хуже остальных, что она хочет ездить, путешествовать — можно было бы спросить: а деньги я, что, с неба достану…

Про Крыску мама бы совсем забыла в этой ссоре. А про дочку думала бы: ишь ты, эгоистка.

Бывают ведь такие девочки, которые ничего не желают понимать. Должно быть, с ними проще. Меньше чувствуешь свою вину.

Когда мама думает о дочке, от неё во все стороны по кухне идут волны… Как от Большой Радости шли.

Крыске от этих волн делается не по себе. Она не удерживается на банке, скользит вниз по стеклу. Мама машинально подставляет руку, забыв про полотенце. Запоздало думает: «Ну я и дурочка…», и морщится, ещё не дождавшись укуса острых Крыскиных зубок. Вот, сейчас…

Крыска осторожно ступает лапками на мамину ладонь, пальцы нюхает. Щекотно…

<p>Танец ветра сирокко</p>

«Катя, я люблю тебя», — написано на хозяйственной будке — той, где лопаты и мётлы. Какая-то особая краска, буквы светятся. Они кривые, с разным наклоном, и вся строчка съезжает вниз, к самой земле. А там, где буквы ещё высоко, под «Катя», приписано — «из 7В».

Будка стоит как раз напротив крыльца. У 7В на эту сторону окна выходят на математике, физике и английском. И всем просто необходимо ещё раз взглянуть в окно, убедиться, что буквы всё ещё там — даже тем, кто не у окна сидит. Катя Ануфриева и Катя Замятина поглядывают на всех чуть смущённо. Ира, Маша, две Насти, Анжелика и другие девочки шепчутся: «Подумаешь… Чтобы расписать будку, большого ума не надо!»

И третья Катя, Полковникова, им поддакивает:

— Испортить легко. А люди старались, красили…

Так классная руководитель сказала, Марина Андреевна. А ей сказала директор, Анна Михайловна.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже