Дом (ЛП)

должен быть пыльным местом, где хранились садовые инструменты, забытые, заржавевшие и покрытые паутиной. Но здесь все было не так. Пол блестел

чистотой, два окошка сияли, словно кристаллы. На двух стенах висели полки, уставленные банками с фруктами, овощами и соусами.

На другой стене была раковина, маленькая плита и несколько шкафчиков с

полированными латунными ручками. Синий диван стоял у большого окна, рядом с ним на полу стояла стопка книг. Не нужно было и спрашивать: Дэлайла

сама видела, что Гэвин здесь проводил много времени.

– А кто закрыл все эти банки?

– Сарай, – озадаченно ответил он.

Дэлайла взглянула на его и заметила хитрую улыбку.

– Как такое возможно?

Он открыл один из шкафчиков у плиты и вытащил несколько приборов:

шумовку, картофелечистку и красивый нож с рукоятью из слоновой кости.

– Она пользуется всеми этоми приборами, – Дэлайла хотела понять, как, но

не успела спросить, а он продолжил: – Не хочешь взять домой что-нибудь из

фруктов?

Воздух стал теплее, и Дэлайла широко раскрыла глаза, оглядываясь на окно

и разыскивая взглядом согревший ее луч.

– Тепло стало потому, что она хочет, чтобы ты что-нибудь взяла.

Вежливо кивнув, Дэлайла выбрала банки с персиками и сливами, и Гэвин

снял их с полок.

– И эти, – сказал он, добавляя баночки с соленьями в ее руки. Дэлайла

покосилась на них, отчасти ожидая, что они поздороваются с ней, но банки

оставались самыми обычными банками. – Мои любимые.

– А это место – твое любимое во всем доме?

– Одно из них.

– А какие еще?

– Кухня. Моя комната, – он пожал плечами и добавил. – Я люблю играть на

пианино, но Столовая порой пугает.

Она вскинула брови в безмолвном вопросе.

– Его можно назвать отшельником, в комнате всегда холодно, а потому мне

там не нравится, – он вывел ее на улицу, и ей показалось, что она сошла с

корабля на берег – ее немного покачивало.

– Ты как? – рука Гэвина подхватила ее под локоть, нежно обхватывая

теплыми длинными пальцами. Ощущение падения исчезло, стоило ей

прижаться к нему, и она задумалась, не сделала ли это намеренно, ведь он уже

обнимал ее, и она чувствовала себя прекрасно. Защищенной и устойчивой, и – к

сожалению – отчаянно жаждущей поцелуя.

Они устроились на траве под вишневым деревом. Солнце сверкало, и

Дэлайла смогла сесть так, чтобы лучи не светили в глаза. Так вышло, что при

этом ее голова легла на плечо Гэвина.

– Можешь спрашивать еще, – сказал он. – Уверен, ты под впечатлением.

Она кивнула и поняла, что он это почувствовал, так как придвинулся ближе.

Ощущение было таким, словно по ее венам пустили горячую воду.

– Дом как-то может удерживать предметы? Это так действует?

– Не знаю, что именно он делает, но, наверное, это самое удачное описание.

Приборы двигаются. Духовка включается. Я чувствую, что Сарай все делает

сама, но, может, там не только она участвует. Дом порой похож на… существо с

множеством движущихся частей.

Она склонилась, цепляясь за его локоть, и он придвинул руку ближе, чтобы

она смогла ее обхватить.

– Ты здесь счастлив?

– Да, – ответил он. – Ведь другого я и не знаю. Хотя моя жизнь в Доме

отличается от жизней остальных.

Она понимала, что должна расспросить про Двор или про Дом, или как он

учился ходить, говорить, общаться с другими людьми. Но вместо этого

спросила:

– Ты уже приводил сюда девушек?

Он рассмеялся.

– Нет. Ты первая.

– Твое сердце когда-нибудь разбивали?

Его голос был настороженным.

– Этот вопрос не о Доме.

– Но ответь, – она посмотрела на него, любуясь его угловатой челюстью и

тенью щетины на ней. Она задумалась, разрешит ли он ей нарисовать что-

нибудь на нем. Кроваво-красные завитки или неровные серые линии, или слова, как он сам писал. Какие-нибудь руны, быть может, чтобы всех отпугивать от тех

мест, где его хотела касаться только она. – Я твоя девушка и хочу знать.

– Справедливо, – с улыбкой ответил он. – Но нет, не разбивали. Вернее, не

так, как ты сказала. Мне разбивали сердце много раз, пока я был маленьким, когда на меня не обращали внимания или насмехались надо мной. Но сейчас его

вряд ли можно разбить.

Ее сердце чуть не разбилось.

– Это ужасно.

– Не совсем, – его пальцы сжали ее крепче, и все внутри нее отозвалось на

этот жест. – Я не был одинок. Дом меня очень любит. Мебель для меня как

семья, и я вполне счастлив. Я могу общаться с людьми онлайн, там они знают

лишь мой ник и не догадываются, что я выращен Домом-Монстром, словно

волками. И, конечно, теперь у меня есть ты.

Она улыбнулась.

– Да. Есть.

– Как я и сказал, человек вряд ли сможет разбить мне сердце. А вот Дом –

да.

Ветви начали опускаться, пока не коснулись его свободной руки, не

прижатой к ней.

– Спасибо, – прошептал он и осторожно сорвал вишенку, отправил ее в рот, а потом выплюнул косточку в дальний конец двора. Ветка мягко похлопала его

по плечу.

– Что? Ты хотела забрать ее? – спросил он, и дерево коснулось листьями его

щеки и затем отступило. Это означало «да». И Дэлайла поняла, как Гэвин

научился ходить, говорить и всему остальному: его научил Дом. Если он мог

быть нежным, кормить его вишней и возмутиться за брошенную косточку, но

при этом погладить по щеке, то мог и вырастить его.

Гэвина любили.